— Как ты нашел меня? — спросила она. Это был вопрос прирожденного конспиратора. Она не чувствовала за собой вины, но ее планы были нарушены.
Он не удостоил дочь ответом. Но я-то вам скажу, как.
Одно-два несчастья всегда преследуют счастливых любовников. Так было и здесь: поспешный отъезд Клиффорда с выставки Босха вместе с Хелен стало темой колонки слухов в одной из газетенок, а оттуда было подхвачено неким Гарри Стефенсом, завсегдатаем пивнушки «Эпплтри» в Нижнем Эпплбай; а у Гарри была кузина, работавшая в Сотсби, где время от времени служила Хелен, реставрируя керамику; слух достиг Сотсби — и пополз обратно, расширяясь. Таким образом он и достиг ушей Джона Лэлли, когда Гарри Стефенс сказал ему в пивной: «Ну и вычудила твоя дочка!»
Джон Лэлли не был популярен в ближайшем окружении. Нижний Эпплбай прощал ему эксцентричность, долги, неухоженный сад перед домом, но не мог простить того, что он, иностранец здесь, глушил сидр в пабе, а не брал виски. Не могли ему также простить обращения с женой. Если бы не эти возмутительные качества Джона, всколыхнувшая общество история с его дочерью была бы тактично обойдена молчанием.
После упомянутой фразы Гарри Стефенса Джон допил свой сидр, влез в потрепанный «фольксваген» (его предельная скорость была 30 километров в час) и помчался через весь Лондон среди ночи; не столько для того, чтобы спасти дочь, сколько для того, чтобы напомнить Клиффорду Уэксфорду, какой он мерзавец.
— Шлюха! — крикнул Джон Лэлли, рывком вытащив Хелен из постели, поскольку она была ближе к нему.
— Ну что ты, папа, — проговорила Хелен, выскользнув из его рук, и, уже обращаясь к Клиффорду: — Я сожалею, это мой отец.
Она усвоила манеру матери извиняться и так и не рассталась с нею впоследствии. За исключением того, что в то время, как употребляла эту фразу в качестве защиты от оскорблений и ругательств, Хелен использовала ее как досадливый упрек за нечто давно навязшее, усиливая ее эффектным движением одной брови.
Клиффорд сидел на постели потрясенный.
Джон Лэлли взглянул на стены спальни, на собрание его работ, что были плодом пятилетних (или около этого) усилий: рисунок со сгнившим плодом смоковницы на ветви; радуга и жаба на ее фоне. Я знаю, что описание их звучит по меньшей мере странно, но они прекрасны, читатель. Ныне его картины украшают знаменитейшие галереи, краски их утонченны и в то же время ярки и сочны, и при взгляде на них кажется, будто одна реальность наслаивается на другую. Затем Джон взглянул на дочь, которая не то смеялась, не то плакала, смущенная, возбужденная и рассерженная одновременно; перевел взгляд на сильное, обнаженное, покрытое белесыми волосами тело Клиффорда, на его загорелые до цвета бронзы руки и ноги (Клиффорд и Энджи как раз недавно вернулись с краткого турне по Бразилии, где проживали в роскошном доме коллекционера — то был целый дворец с мраморными полами и позолотой, а также с картинами Тинторетто на стенах — там царило горячее вездесущее солнце), а затем вновь посмотрел на смятую постель, еще не остывшую от тел любовников.