Нет сомнений, что чистая совесть и чувство правоты придали Джону Лэлли силы десятерых. Он схватил этого щенка — или, если угодно, надежду мира искусства, — этого Клиффорда Уэксфорда, за его голую ногу и голую руку без особых усилий, будто Клиффорд был тряпичной куклой, и поднял его на высоту своего роста. Хелен в испуге закричала. Но «кукла» пришла в движение как раз вовремя для себя, нанеся свободной ногой удар Джону ниже пояса. Тут уж вскрикнул Джон Лэлли. Кошка, проведшая теплую, но беспокойную ночь в ногах любовников, своевременно сообразила увернуться, поскольку тело Клиффорда рухнуло как раз на то место, где секундой раньше она свернувшись лежала: Джон Лэлли, ощутив страшную боль, попросту отпустил тело Клиффорда. Клиффорд мгновенно вскочил на ноги, зацепил своей молодой и гибкой ногой отвесную лодыжку своего дорогого тестя — и Джон в ту же минуту рухнул на пол лицом вниз. Из носа его потекла кровь. Клиффорд, широкоплечий, мускулистый, молодой, стоял над ним гордый и совершенно голый (Клиффорд стыдился своего тела не более, чем Хелен — своего. Однако, как и Хелен, которая ощущала себя дискомфортно в голом виде в присутствии отца, Клиффорд в присутствии своей матери, несомненно, нашел бы что-нибудь, чтобы поспешно натянуть на себя).
— Твой отец просто грубиян, — сказал Клиффорд Хелен.
Джон Лэлли, его поверженный враг, лежал ничком с открытыми глазами, упершись взглядом в ковер, вытканный в тускло-оранжевых и грязно-красных тонах. Позже эти краски и данная ситуация наведут Джона Лэлли на идею картины, что наиболее известна из его работ в настоящее время: «Бичевание святой Иды». (Художники, как и писатели, имеют обыкновение использовать в качестве идеи для своих произведений самые неприятные и экстремальные ситуации). В наши дни ковры, подобные тому, что был небрежно кинут на отполированный пол спальни Клиффорда, очень редки и стоят тысячи фунтов. Тогда они стоили сущие гроши и продавались в любой лавке, торгующей предметами искусства. Клиффорду, конечно, нельзя отказать в чутье, поскольку он уже тогда приобрел несколько весьма интересных экземпляров таких ковров.
Джон Лэлли не мог решить, что было худшим: боль или унижение. По мере того, как боль исчезала, унижение становилось все большим. Его глаза слезились; из носа текла кровь, ныло самое нежное и болезненное место. Пальцы рук затекли: он рисовал как исступленный. Он рисовал свои картины без малого двадцать восемь лет подряд, и все без какой-либо коммерческой или практической цели. Полотна заполонили его студию и даже гараж.