Клиффорд не мог подавить отвращения к этому человеку.
— Но двадцать процентов надбавки, — добавил он все же, — за то, чтобы ребенок улыбался, когда попадет ко мне в руки.
Таким образом, Клиффорд рассчитал, что путешествие по воздуху ребенок перенесет лучше, чем длительное путешествие в Европу морем, а затем поездом; он рассчитывал также, что по дороге Блоттон будет кормить Нелл, развлекать, подбадривать и всячески охранять от посягательств.
Клиффорд любил Нелл, читатель, но по-своему. Он просто не прилагал усилий, чтобы заслужить ее. Хелен же, при всей своей моральной неустойчивости и прежней безответственности, любила ее — и заслужила право любить. Я ни в коем случае не собираюсь привести вас к мысли, что женщины — всегда более любящие родители, чем мужчины. В некоторых случаях выходит как раз наоборот. А иногда я даже прихожу к мысли, читатель, что похищение ребенка из рук нелюбящего родителя — это единственное, что остается родителю любящему; хотя тяжело об этом говорить, и похищение всегда вызывает шок, злобу, страх, негодование — и расцвет всех видов подавленных инстинктов. Действуем ли мы из побуждений любви, как мы думаем, или же из мести? Все, что нужно знать о такого рода людях, как Блоттон, — это то, что они беспринципны и бесчестны.
Я сказала: путешествие воздухом, путешествие на самолете. Читатель, это не вгоняет вас в дрожь? Некоторые верят, что в самом самолете уже таится несчастье. Некоторые люди за всю жизнь так и не могут привыкнуть к мысли о том, что можно летать самолетами: в том, чтобы ползать посредством чего-либо по земле, есть свой резон. Чем более воображения мы имеем, тем более оно разыгрывает сценарий страшного несчастья. И хотя страх не может заставить нас не летать; и есть статистика, да, что пересекать заполненную автомобилями улицу опаснее, чем летать самолетами, но даже привычные к самолету путешественники вздыхают облегченно, когда благополучно приземляются в аэропорту. И какие жуткие картины иногда представляет телевидение или фотография нашим мещанским умам! А помните ли вы ту жуткую авиакатастрофу в 1974 году под Парижем: останки человеческих тел, остатки одежды, разбросанной по лесу! И один хорошо сохранившийся женский ботинок: я уверена, что то был ботинок моей подруги, летевшей этим рейсом; длинный, узкий, она всегда выбирала обувь не по размеру — и тогда это было все, что от нее осталось. А взметнувшийся ввысь столб огня: он сохранится в памяти навсегда, и потрясающе прекрасный, и ужасающе трагичный…
Но довольно. Что было, то было.