Как бы то ни было, сейчас чудесная вещица лежала в кармашке у Нелл. Нелл тайком вынула кулон из шкатулки, куда его положила мать, веря, что вечером же, после детского садика, вернет «сокровище» на место. Нелл очень хотелось продемонстрировать свое сокровище детям и воспитательнице. Это было самое дорогое у нее и у матери: подарок Клиффорда. А когда дошло до показа «сокровищ», Нелл отчего-то не стала показывать кулон: отчего, она и сама не знала.
— А где твое сокровище, детка? — спросила мисс Пикфорд.
Но Нелл лишь покачала головой и улыбнулась.
— Ну, в другой раз, милая. Не расстраивайся, — сказала мисс Пикфорд.
Казалось, за всю ее жизнь никто не разговаривал с Нелл грубо или недобро. Ее родители враждовали и, случалось, поливали друг друга грязью, но никогда, хвала Господу, не делали этого в ее присутствии. И эта уверенность, что мир хорош и добр, помогла Нелл пережить нелегкие последующие годы.
Пока мистер Блоттон и Нелл приближались к аэропорту Хитроу, Хелен уже пришла забирать девочку и рыдала, и звала на помощь, обнаружив ее исчезновение; а техник в аэропорту, опаздывая выпустить самолет по расписанию, пренебрег проверкой на усталость металла, сам себя успокоив тем, что проверка бессмысленна, поскольку самолет недавно поступил со сборки. Таким образом, он просмотрел трещину, которую мог бы обнаружить простым, невооруженным глазом, не говоря уж о своем оборудовании; ту самую, что пролегла под одним из стабилизаторов хвоста. Техник подписал готовность самолета, и машину вывели из ангара к воротам номер 43, полет на Женеву.
И Эрик Блоттон вместе с малышкой Нелл, не достигшей еще и четырех лет, прошли на посадку.
— Можно, мы сядем впереди? — спросила Нелл, когда они вошли в самолет. — Папа всегда сидит впереди.
— Нет, нельзя, — сердито буркнул мистер Блоттон, таща ее дальше по проходу.
В переговорах с Клиффордом Блоттон настоял на том, чтобы он с девочкой летел в Женеву первым классом, и вытянул у Клиффорда деньги на билеты первым классом в один конец. Клиффорд неохотно отсчитал деньги, хотя и предполагал, что Блоттон смошенничает и оставит себе разницу за оплату билетов, что, естественно, Блоттон и сделал. А так как он курил (что было видно по его пожелтевшим пальцам), а проверяющей посадку стюардессе он активно не понравился, то она посадила их в салон для некурящих. Вследствие чего они затем оставили свои места и перешли в самый хвост самолета, где воздух густ и неподвижен, где тяжело дышать и где можно ощущать все нюансы вибрации и толчки, которые, без сомнения, с болью и трудом выносит и сама машина в воздухе. Эрик Блоттон, человек без особого воображения, переносил толчки и ямы спокойно, но согласился бы лучше умереть, чем обойтись без сигареты.