— Я не хочу детей, — жестко сказал он. — Никогда. Потеряв Джастина и Шейна, я не могу больше выносить их присутствия. Если ты не можешь с этим смириться, я уйду сейчас же. — Боль исказила черты его лица; затем он взял себя в руки, и выражение мрачной решимости вернулось на его лицо. — Я просто не могу прийти в себя… — Он умолк, и Сара почувствовала, как он распрямил плечи, словно на них давила ноша, которую нельзя поднять.
Сара сглотнула. Не часто услышишь подобное предложение руки и сердца. Сколько женщин вышли бы замуж за мужчину, который предлагал дружбу вместо любви, не хотел детей и собирался находиться в частых разъездах? Она вспомнила, что он сказал в тот вечер, когда упаковывал вещи мальчиков, — с тех пор, как умерла Диана, он не может спать рядом с женщиной. Она даже не сможет делить с ним постель по ночам! Надо быть сумасшедшей, чтобы принять подобное предложение, подумала Сара. Или влюбленной до безумия.
Она отступила назад и вгляделась в его суровое темное лицо, годами жившее в ее сердце. Придется попрощаться с мечтой о доме, полном детей. Его детей. В конце концов, они жили только в ее грезах, а Роум был реален, и если она сейчас откажет, счастье навсегда ускользнет. Что ж, он ее не любит; но заботится о ней, уважает, а этого достаточно, чтобы узаконить их отношения. Чудеса иногда случаются, и пока они живы, всегда есть шанс, что он полюбит ее. Пусть Роум не предложил ей свое сердце, но он предлагал ей все, что мог. Она может отказать ему из гордости. Но гордость не заменит живого мужского тепла, не займется с ней любовью с той изматывающей страстью, которую он проявил прошлой ночью. Глубоко в душе Сара надеялась, что раз Роум так сильно ее хочет, что готов жениться, она сможет растопить его заледеневшее сердце.
— Да, — спокойно сказала она. — Что теперь?
Ее короткий сухой ответ не сбил его с толку — единственной реакцией был глубокий вдох, от которого приподнялась грудь, — затем он снова прижал Сару к себе:
— Я бы хотел раздеть тебя и взять на любой ровной поверхности, которую смогу найти…
Сара прервала его, застонав.
— Опять на полу? — поддразнивая, запротестовала она.
— Или на столе. Или на буфете. — Слова Роума звучали шутливо, но мощная реакция его тела говорила сама за себя. Сара притихла, гадая, как ее тело отреагирует на занятия любовью на жестком кафеле кухонного пола. Она не могла видеть лица Роума, и к лучшему: девушка могла испугаться силы страсти, запечатленной на нем. Объятия Роума были такими крепкими, будто он хотел обернуться вокруг Сары. Когда она приняла его предложение, не отпускавшее его напряжение схлынуло, и Роумом овладело примитивное желание скрепить их сделку самым первобытным способом. Он хотел поставить на ней свое клеймо, снова почувствовать под собой мягкость ее тела. Он тщательно спланировал свое предложение, приводя ей самые логические доводы, на которые только был способен, давая ей понять, что не станет разрушать ее тщательно упорядоченный мир. Идея жениться на ней пришла ему ночью, и он действительно чувствовал, что Диана одобрила бы их брак. Более того, ему нравилась мысль, что Сара будет носить его имя и лежать в его постели каждую ночь. Он хотел сделать ее своей, недоступной для других, особенно для этого проклятого Макса Конроя. Но до того момента, как она подняла на него глаза и спокойно спросила «Почему?», Роум не осознавал, как отчаянно хотел услышать ее «да». Его потрясла реакция Сары и то, как мало энтузиазма вызвала в ней идея замужества. Но, все-таки, она согласилась, и Роум ощущал, будто какой-то груз свалился с плеч. Боже, он хотел ее. Он так хотел ее.