Склонность Эго цепляться за образ, и держать его в плену своей программы безопасности, приводит к древнейшему из религиозных грехов – к греху идолопоклонства. Живая загадка закостеневает и становится более умозаключением, предметом веры, чем переживанием, и утрачивает животворящую пульсацию тайны. И тогда человек остается лишь с артефактами веры (которые нужно без конца укреплять, подобно тому, как это бывает на «духовных пробуждениях» или всевозможных религиозных радениях), но без живого переживания. Мы поклоняемся чужим богам, но они все равно остаются глухи к нашим мольбам. Мы переносим потребность в живом опыте запредельного на людей, объекты и причины, и удивляемся, почему постоянно в них разочаровываемся. Подлинная встреча с загадкой мироздания не поддается ни определению, ни описанию, ни передаче другим людям. Как пояснял Юнг в своем письме:
Бог: внутреннее переживание, не подлежит обсуждению как таковое, но производит глубокое впечатление. Психический опыт имеет два источника: внешний мир и бессознательное. Все непосредственные переживания – психические. Есть психически передаваемые переживания (внешний мир) и внутренние (духовные) переживания. Одно столь же обосновано, как и другое. Бог не есть истина статичная, ибо будет столь же глупо доказывать существование Бога, как и отвергать Его… люди говорят о вере, когда они утратили знание. Вера и неверие в Бога не более чем суррогаты. Наивный дикарь не верит – он знает, потому что внутреннее переживание столь же правомочно и значимо для него, как и внешнее. Он все еще обходится без теологии и не дает себя завести в ловушку умозрительных концепций[41].
Коллективные фантазии современного мира заключаются в том, что старые мифы можно воскресить волевым усилием или что волевым усилием можно породить новые мифы. И, хотя утрата старых племенных мифов оказалась достаточно болезненной, мы не смогли создать новые, хотя, конечно же, многие пытались это сделать. Время от времени нам предлагаются всевозможные утопические картины, ни одна из которых не выдержала проверки жизненной реальностью, поскольку все они отталкиваются от «добрых намерений», вызванных к жизни Эго, а не энергиями, которые произвели на свет богов.
Образы, что в настоящее время апеллируют к нашему племени – консюмеризм, например, – предают ту глубину, которая заложена в каждом из нас. Марксизм представлял собой рациональную, благонамеренную, гуманитарную попытку исправить плачевное неравенство экономической системы, однако он был обречен на неудачу, недооценив иррациональные факторы в человеке, вспышки эгоистичного корыстолюбия и еще потому, что проигнорировал потребность человека в трансцендентном, переведя систему ценностей в материальную плоскость. Одним словом, стремясь покончить с предрассудками, марксизм сам наплодил суррогатных предрассудков, догм, идеологически обусловленных лозунгов и призывов к самоотверженному служению. А для того чтобы навязать людям свое безразличие к вопросам души, ему ничего не оставалось делать, как прибегнуть к тоталитарным репрессиям. Но и в отношении современного консюмеризма можно сказать, что это надуманная, зацикленная на себе система, которая держится главным образом за счет фантазий потребительского спроса, созданных искусственным путем. Консюмеризм может доставить немало удобств телу, но редко чем может потешить душу, и в итоге, как это известно каждому, лишь отвлекает и разочаровывает.