Второй нарушительницей оказалась дяди Федина жена — тетя Груша. Во дворе ее все звали Тимофеевна.
Тимофеевна, ничего не подозревая, шла своей быстренькой, семенящей походкой. Подойдя к нам, она даже огрызнулась:
— Ну, чего проход загородили? Ай вам другого места не нашлось?
Женька вышел вперед и сказал:
— Назад, гражданка! Вы второй раз с кошелкой.
Тимофеевна от неожиданности сначала даже не стала возражать. Она остановилась и сказала жалобно:
— Ах ты господи… Что ж теперь делать?
Но потом ей, видимо, наш пикет показался не очень авторитетным.
— Ишь чего выдумали! К себе домой не пускают! А ну!..
Но мы были непреклонны.
Тогда Тимофеевна переменила тактику.
— Борюшка, — сказала она мне, — в другой раз я не пойду… А сейчас уж пусти ты меня, ради Христа…
— Как вам не стыдно! — сказал я. — У вас муж член партии, а вы сеете панику… Создаете затруднения.
Вот тут уж Тимофеевна взъярилась по-настоящему.
— Да пропадите вы все пропадом! — закричала она визгливым, плачущим голосом, выхватила из кошелки какой-то пакет и бросила его нам под ноги. Пакет разорвался, и из него посыпались макароны.
Я был уверен, что если она не постыдится рассказать обо всем дяде Феде, он, конечно, будет на нашей стороне. Но вышло иначе.
Вечером дядя Федя зашел к моей маме и сказал ей, что у Тимофеевны тридцать пять лет трудового стажа и что я еще молод, чтобы срамить ее на весь двор.
— Кто им позволил создавать эти, понимаете, заградительные отряды? Кто им дал указание, я вас спрашиваю? Ах, никто не давал? А вы знаете, как это называется?
Мама засмеялась, и тогда дядя Федя разозлился еще больше:
— Вы не смейтесь, пожалуйста! Авангардизм чистой воды. Я вам как член партии это говорю!
Тут мама перестала смеяться и сказала:
— Не знаю, Федор Игнатьевич, я человек беспартийный, может, я и не права. Только мне кажется, что никакого авангардизма тут нет. Если вы считаете, что ребята ошиблись, поговорите сами с Борей. Поговорите с ним как член партии с пионером. Я думаю, вас он скорее послушается.
Дядя Федя сказал, что он этого так не оставит, но разговаривать со мной не стал. Наверное, понял свою ошибку. А может быть, просто не успел, потому что через два дня я, мама и бабушка уехали из Москвы.
6
Я был так поглощен делами нашего пикета и тем, что мама будет теперь носить командирскую форму и две шпалы в петличке, что даже не очень расстроился, когда узнал, что Житомирский госпиталь находится не в Житомире, а в маленьком городке на Северном Урале. Его туда эвакуировали. Поэтому он и назывался эвакогоспиталем. А может быть, потому, что туда, на Северный Урал, в глубокий тыл, будут эвакуировать тяжелораненых бойцов.