Всевластная привычка, господа,
Суровости походного ночлега
Мне превращает в мягкий пуховик,
Мне по душе лишения…
— Откуда?
— Отелло! Шекспир! — отвечаем в несколько голосов.
— Ты перед сном молилась, Дездемона? — обращается Голубев ко мне.
— Да, дорогой мой! — отвечаю я ему в тон.
— О грехах своих подумай!
— Единственный мой грех — любовь к тебе, — басит из дальнего угла Лаврова.
— За это ты умрешь! — делает страшное лицо Михаил и бросается на Валентину, но от мощного ее удара отлетает в сторону. «Вот это объятия нежной Дездемоны!»— смеются разведчики.
20-е сентября.
Мы должны взять полицейского, или привести из оккупированной деревни жителей, или, на крайний случай, поговорить с кем-нибудь из них. Вчера днем мы наблюдали за деревней Борки. Среди высоких диких зарослей — там, где еще недавно была деревня, пробегают женщины в овраг, где находится баня. Лейтенант Яков Ивченко, не отрываясь от бинокля, мечтает: «Эх, взять бы нам вон ту, молодэньку, дюже гарна». Докукин добродушно ворчит: «Да ты на немцев и полицаев гляди, а не бабенок рассматривай!» — «Та немае сегодня немчуры, воны вчера искупалысь… Одни жинки идуть».
Во второй половине ночи залегли в засаду тремя группами. Притаились в густом бурьяне, не спуская глаз с протоптанной узкой тропинки на заросшей дороге. Тропинка, изгибаясь, спускается вниз, в овраг, к маленькому домику с узким оконцем. Это и есть баня. После бессонной ночи, под утренним солнышком трудно уйти от искушения: тяжелые веки сами опускаются… Сейчас уснуть было бы высшим блаженством! Но внутри тебя звучит сигнал: не спи! не спи! не спи! Вздрагиваешь, как от толчка. Сердце — стук, стук, стук! Не спи! Не спи! Не спи! А вокруг никого и ничего. Мы так замаскировались в развалинах и зарослях, что не видим даже друг друга. Знаю точно, что справа, в заросшем разрушенном подвале, залег лейтенант Ивченко со своим ординарцем Дубровиным, но вижу пустой пролом… А вдруг в самом деле никого нет? Может, я проспала, все ушли, я осталась одна? Неодолимо желание подползти ближе к подвалу, или влево к соседу… Может, окликнуть потихонечку? А если встать в рост и посмотреть?
Всюду заросли бурьяна, только кое-где видны верхушки печных труб. Судя по количеству труб, здесь была большая деревня, кипела жизнь, а сейчас можно встретить только одичавшую кошку. Ветерок доносит шуршание шагов, тихий, торопливый женский разговор. Две женщины, озираясь по сторонам, быстро, почти бегом, проходят мимо. Но вот заросли оживают. Из засады выходят лейтенант Ивченко и старший сержант Борисов, подходят к женщинам и делают им знак следовать за ними. Мы отходим в лес. Все происходит тихо, без крика, как будто промчался ветерок и тут же исчез бесследно.