— Спасибо, доктор, — поблагодарил я.
— Пока не за что, — ответил доктор. — Кстати, вам хочет сказать пару слов большой начальник, генерал полиции. Я дал ему ровно пять минут: вам нельзя утомляться. И дал эти пять минут только потому, что надеюсь — его слова вам придадут бодрости и оптимизма. Чем больше вы почувствуете бодрости и оптимизма, тем быстрее вы восстановите силы и здоровье. Пять минут, только пять минут, оберштурмбаннфюрер!
* * *
В палату вошли Штадле и фон дем Бах. Бах явно был в благодушном настроении, а уж Штадле сиял так, что рождественская елка рядом с ним показалась бы сухим кустиком.
— Герлиак! — торжественно сообщил Бах. — Я ознакомился с отчетом Штадле, я видел трупы руководителей русской диверсионной группы; видел их документы и план операции, найденные при них. Скажу без преувеличений, как старый солдат: вы совершили невозможное, вы внедрились во вражескую диверсионную группу, контролируемую опытными профессионалами от контрразведки могущественного НКВД, и сумели переиграть их, балансируя на грани между жизнью и смертью! Это безусловный успех, с учетом того, безопасность КАКОГО объекта вы обеспечивали. Я с радостью сообщаю вам, что сегодня утром направил лично рейхсфюреру СС отчет об операции и ходатайство о награждении вас Железным крестом 1–й степени и представление к очередному званию. Мои поздравления!
— Хайль Гитлер! — воскликнул я, выбрасывая руку в приветствии. — Но должен сразу сказать, обергруппенфюрер, что я приму награду только при определенных условиях.
— Вы с ума сошли, Герлиак? — нахмурился Бах. — Или ваше сознание все еще затуманено лекарствами? Эй, эскулап! Что вы там ему кололи?
— Обергруппенфюрер! Убедительно прошу меня выслушать, — продолжал настаивать я.
— Выкладывайте, Герлиак, — мрачно отозвался Бах.
— Я приму награду только тогда, когда будут награждены те мои подчиненные, которые внесли наибольший вклад в проведение операции: СС-гауптштурмфюрер Рудаков и СС-шарфюрер Голубец. Остальные участники операции так же достойны наград, внеочередных званий и, безусловно, отпусков, — нам всем надо поправить нервы, обергруппенфюрер!
— Ах, вот вы о чем! — смягчился Бах. — Разумеется! Штадле, распорядитесь, чтобы Герлиаку дали ручку и бумагу… Нет! Ему тяжело писать самому: пусть он продиктует вам представление на тех своих людей, которых считает нужным отметить, — и немедленно мне на подпись!
— Да, обергруппенфюрер! — с готовностью отозвался Штадле.
— Еще что — нибудь, Герлиак? — обратился ко мне Бах.
Я вспомнил о Марте, но не знал, как сказать об этом Баху.