Думаю, ты представила, свидетельницей какой фантасмагоричной картины я стала. Бесцветные дни складывались в столь же тусклые, бесцветные недели, печально тянущиеся и ведущие все ближе к неизбежному концу. Много позже tа mère призналась мне, что в последние, предшествовавшие трагедии дни, ей часто слышались отдаленные пронзительные завывания авлоса под равномерный бой тимпанов, как на культовых дионисийских мистериях. Она предчувствовала кошмарную развязку, но все равно была ошеломлена внезапным несчастьем. Бедная девушка! Как мучительно ей было видеть навечно окостеневшее лицо, искривленное предсмертной борьбой и страданием, но сохранившее все те правильные аристократичные родовые черты с алогичной его образу архаической улыбкой, жуткой, противоречивой и одухотворенной. Казалось, он нашел покой, — преодолев множество преград и выдержав схватку с неведомым.
С тех пор твоя матушка неузнаваемо переменилась, и увидеть ту безмятежно счастливую девушку можно только по рассказам людей, знавших ее. В поведении tа mère также появились бесчисленные загадочные странности, вероятно, имевшие вескую причину. Например, непереносимость любой музыки. Я догадываюсь об истоках этой так называемой паранойи, вспоминая непонятно от чего стыдливые признания миссис Деллинг. Я ни разу не слышала те звучания, о которых она мне сбивчиво рассказывала, и, возможно, это было лишь слуховой галлюцинацией, навеянной тяжелым психическим расстройством и гнетущими бедами.
Она незамедлительно приняла скорые меры, чтобы изгнать скорбный дух смерти из замка, отравлявший жизнь всем его жителям, но в первую очередь руководствуясь заботой о тебе. Миссис Деллинг всегда была самоотверженной матерью, даже в самые страшные минуты своей жизни не забывала о своем извечном женском амплуа. Полагая, что знание этой части семейной истории тебе повредит, она строжайше запретила всем упоминать в стенах дома о случившемся, не позволяя никому малейших невинных намеков. Та же участь постигла и многие другие области твоей жизни, о причинах которых не догадываюсь даже я.
Что я могу еще поведать тебе, ô ma chère Flora? Немногие тайны я раскрыла тебе, поскольку сама являюсь только отстраненной спутницей твоей матушки, не имея права вмешиваться в ее внутреннюю духовную жизнь и тем более вести задушевные беседы. Это было позволительно разве что в ее детстве, но не во взрослом замужнем положении. Впрочем, я предоставлю возможность тебе самой судить о любимой матушке и ее поступках, свое же обещание поведать тебе о ней я выполнила.