– Коктебель? – спросил я.
– Ялта, – коротко ответил Семен. – Сентябрь, десятое число, тысяча девятьсот семьдесят второй год, ночь, около трех часов. После легкого шторма.
Илья завистливо цокнул языком:
– Ничего себе! И такой букет ты до сих пор не истратил?
Юля виновато посмотрела на Семена. Консервация климата давалась нелегко любому магу, а истраченный сейчас Семеном букет ощущений мог украсить любую вечеринку.
– Спасибо, Семен Павлович. – Перед ним девочка почему-то робела, словно перед шефом, и звала по имени-отчеству.
– Да мелочь, – спокойно ответил Семен. – У меня в коллекции есть таежный дождь девятьсот тринадцатого, есть тайфун сорокового, есть весеннее утро в Юрмале, пятьдесят шестого, кажется, есть зимний вечер в Гаграх.
Илья засмеялся:
– Зимний вечер в Гаграх – фиг с ним. А вот таежный дождь…
– Меняться не буду, – сразу предупредил Семен. – Я твою коллекцию знаю, равноценного у тебя ничего нет.
– А если на дна, нет, на три…
– Могу подарить, – предложил Семен.
– Пошел ты, – дергая руль, обиделся Илья. – Чем я отдарю за такое?
– Тогда позову на расконсервацию.
– И на том спасибо.
Он, конечно, надулся. На мой взгляд, они были почти равны по способностям, может быть даже, Илья посильнее. Но у Семена было чутье на тот момент, который достоин магического запечатления. А еще он умел не тратить коллекцию по пустякам.
Конечно, с чьей-то точки зрения совершенный им только что поступок был расточительством: скрасить последние полчаса поездки по жаре таким ценным набором ощущений.
– Вечером бы, за шашлычком, такой нектар вдыхать, – сказал Илья. Иногда он отличался потрясающей толстокожестью. Юля напряглась.
– Помню, однажды оказался я на Востоке, – вдруг сказал Семен. – Вертолет наш… в общем, пошли пешком. Технические средства связи погибли, магические применить – все равно что по Гарлему расхаживать с плакатом «Бей черномазых!» Двинулись пешком, по пустыне Хадрамаут. И оставалось идти до местного резидента всего ничего, километров сто, ну, сто двадцать. А сил уже никаких нет. Воды нет. И тут Алешка, хороший паренек, сейчас он в Приморье работает, говорит: «Ну не могу я, Семен Павлович, у меня ведь дома жена и двое детей, я вернуться хочу». Ложится на песок и расконсервирует заначку. У него там ливень оказался. Проливной, минут на двадцать. Мы и напились, и фляги наполнили, и вообще сил прибавилось. Хотел я ему морду начистить за то, что раньше не сказал, но пожалел.
От такой долгой речи в машине на минуту наступила тишина. Семен редко озвучивал факты своей бурной биографии столь красочно.