– Не, не, не туда, иди туда, туда! – замахал лапищей.
В ухе джунгара болталась круглая золотая серьга.
– Мне наружу надо! – сердито сказал каид.
Джунгар продолжал таранить его, выпихивая к выходу из зала.
В коридоре за его спиной зазвучали крики и плач, заметались тени. Гикали, свистели степняки, выли женщины, ревели дети. Похоже, зал, из которого они пришли, заполнялся народом.
Непонимающе пятясь, Марваз оглянулся – джунгар приветственно махал кому-то за его спиной.
Не приветственно. Из дыры в полу уже никого не тащили, сумеречники быстро шли от нее прочь, а в воротах четко отрисовался силуэт всадника. В двери заталкивали людей, по двое, по трое – обычных людей, они крутились, возмущенно кричали, подхватывали на руки детишек.
– Давай выходи, а то с ними закроем! – смеялся степняк с золотой серьгой в ухе.
И заорал:
– Эй, стойте, дайте нам выйти, эй!
И затолкался сквозь непонимающе гомонящую толпу.
Вывалившись наружу – Халид как-то странно притих и не сопротивлялся – каид быстро прижался к стене башни.
Щелкая плетками и перекликиваясь, джунгары загоняли внутрь жителей Фида’а. Похоже, с той стороны аталайи происходило то же самое.
За истоптанным пятачком перед башней ничего уже не было – только поля. Степняки гнали местных из ближайших домов, волокли сопротивляющихся.
В залитых водой квадратах рисовых полей нестерпимо блестело солнце.
Приглядевшись, Марваз понял, что видит странное сооружение из жердей: частокол из высоких шестов, а в середине две палки, на них – перекладиной – третья. В солнечных бликах на воде терялось то, что висело под перекладиной.
Халид вкрикнул, как от острой боли.
Каид понял, что там висит. Плетенки. «Глаза аль-Лат».
У шестов ходили высокие темные фигуры.
Ноги сами понесли Марваза туда. Васитец закричал снова, но каид не выпустил его ворот.
Сначала он увидел кучку сидевших на земле людей. Тех самых, голых и страшных. Их оказалось много, больше десятка. С краю сидела женщина и прижимала к себе такого же голого ребенка. Марваз сморгнул и увидел, что они связаны одной веревкой – мать и ребенок, а между шеями тонкая сворка.
Каид сделал шаг, его опередил сумеречник – рыжий-рыжий, без шлема. Лаонец наклонился к женщине, она вдруг встрепенулась и истошно завизжала. Ребенок тоже зашелся в плаче. Марваз понял – кинжал. У самийа в руке кинжал – он же хотел веревку перерезать. Сумеречник покачал головой, цапнул за веревку, оттягивая шею женщине, и разрезал петлю. Потом так же, спокойно, не обращая внимания на вопли, разрезал веревку на шее ребенка.
Песок под ногами Марваза вдруг кончился – пошла земля. Черная, жирная. Свежая, только что накопанная. Она лежала перед ним широкой истоптанной полосой, узкие следы сумеречников, здоровенные отпечатки джунгарских сапожищ четко читались в перемешанном с соломой черноземе.