– Возможно, этот человек прав, – мурлыкнули за спиной, и Абдаллах крутанулся на месте.
И оказался лицом к лицу с Тамийа-химэ. Тоже в белом, с головы до ног. О Всевышний, вспомнил аль-Мамун. Ему же рассказывали. В Ауранне белый – это цвет траура. Траура и смерти.
– Мы тоже верим в надежду, – бледные губы на фарфоровом лице шевелились до ужаса неестественно – куклы не разговаривают. – Если бы не верили, разве стала бы Майеса-химэ просить о ребенке?..
За спиной опять послышалось змеиное шуршание осыпи. Поскакали, покатились мелкие камушки. Один остановился на рубчатом шелке подола княгини.
– Исполнено, о шейх, – прогудело из темноты провала.
С неохотой поднимая глаза, аль-Мамун разглядел красно-дымный силуэт марида.
– Иди за мной, о мой халиф, – тихо сказал Джунайд. – Между тобой и князем осталось последнее дело, которое никто не сможет выполнить за тебя.
– Какой спрос может быть со смертного дурака? – зло пробормотал аль-Мамун.
Но суфийский шейх уже шел вперед, не оборачиваясь и не подавая виду, что слышит.
Задирая колени и оступаясь, Абдаллах все-таки последовал за Джунайдом – как оказалось, в уцелевшую между просевшими сводами пристройку с полками для хранения обуви. Серая низкая арка-подкова держалась, в проломы тек сумеречный воздух. Суфий поднял и поставил на полку дрожащую тоненьким огоньком лампу. Вокруг все было густо присыпано молочно-серой пылью. В каменной нише темнела чья-то одинокая сморщенная туфля. Под ногами хрустело и поскрипывало: мрамор выщербило и расцарапало выдохом оседающего молельного зала, ступни саднили на камушках и осколках штукатурки. Обломки лежали длинными извитыми кучами, словно барханы под пустынным ветром.
– Осторожно, – тихо сказал шейх.
И удержал халифа от следующего шага.
Абдаллах понял, что куча, через которую он собирался переступить, – вовсе не куча. Одежду и волосы нерегиля покрывала бесцветная мучнистая пыль, серое от каменной взвеси лицо казалось синеватым, как у задохнувшихся под обломками дома во время землетрясения. Самийа походил на выпотрошенную тряпичную куклу.
– Он… разве… здесь? – с непонятным отвращением отступая на шаг, пробормотал аль-Мамун.
– Мы вынесли тело из зала. Туда… нельзя заходить людям. Во всяком случае, пока мы не вычистим это место, – тихо ответил Джунайд.
Надо было брать себя в руки. Как-то… наклониться?..
Да будь ты мужчиной, Абдаллах! Сначала чуть не наступил, а теперь боишься заглянуть в лицо?
– Осторожнее, о мой халиф, – твердо сказал шейх. – Не нужно до него дотрагиваться.
Опускавшийся на колени аль-Мамун на всякий случай отдернул подальше ладони – и тут же разозлился на себя еще больше.