Между конских боков протиснулся Абу аль-Хайр, его тут же поймали. Вазир барида дергался между кольчужных рук охранников и кричал в спину Тарегу:
– Господин нерегиль! Не делайте этого, во имя Всевышнего! Там женщины! Дети! Невинные! Господин нерегиль!
– Уберите его, – брезгливо сморщился Элбег. – Хотя… – джунгар улыбнулся и отмахнул потащившим вазира воинам, – не надо. Рот заткните только. Пусть смотрит – ему полезно. Не будет больше своим грязным языком нести чушь про Повелителя. М-мутазилит хренов, ослячий умник… – и джунгар сплюнул в траву с невыразимым презрением.
Абу аль-Хайр успел проорать, что это, мол, не аль-джабр, и не уравнение, и что нельзя вот так вот просто вычесть целый город – и тут ему засунули между зубов кнутовище.
Тарег все это время неподвижно сидел в седле.
В ветреной тишине все смотрели на выжидательно замерший город в тяжелом прямоугольнике стен.
Скрипнул и засвиристел вынимаемый из ножен меч. Нерегиль опустил клинок на плечо грязного мальчика, державшего поводья. Тот закусил губу, глубоко вздохнул – и чиркнул пальцем по лезвию. Охнул от резкой боли, тут же сунул набухающий алой каплей палец в рот. По длинной стальной ленте меча зазмеилась красная полоска крови. Мальчик отпустил узду, задышал, как пуганая собака. Самийа тронул коня сначала шагом, а потом поднял серого в галоп.
Всадник с белым султаном на шлеме остановился в нескольких сотнях локтей от ворот Куфы. Сиглави приплясывал, взрывая красноватую землю дороги, а потом вдруг застыл, как статуя.
В утреннем воздухе было хорошо видно, как Тарег медленно поднимает клинок. Оружие ослепительно блеснуло, поймав блик солнечного света.
Всадник вспыхнул – весь, от кончика меча до копыт коня. И взмахнул клинком крест-накрест.
Мир беззвучно взорвался, и его затопило прозрачное, жаркое, расплавленное стекло. В гудящей на пределе слуха тишине ударила волна то ли воздуха, то ли света, сминающая видимый мир в складки. Свет и цвета пошли рябью, как пруд под ветром, в призрачной воде отражались бьющиеся в ужасе кони, взлетающие в воздух копыта, плыли в воздухе комья земли. Упавшие на шею лошадям всадники скалились над растрепанными гривами.
Взбесившийся мир прекратил расплываться и плавиться внезапно – как и начал. Нечто огромное, рвущееся из его нутра пузырем, враз схлопнулось и исчезло, оставив, словно выброшенные на берег щепки, изрядно напуганных коней и смешавшиеся ряды.
Ошалевшие люди подняли лица и тихо ахнули. А может, это вздохнул камень, пылью из щелей между кирпичами. С тягостным, натужным, волосы поднимающим скрежетом верхушка левой надвратной башни – с прямоугольными балконами и зубцами, знаменами, размахивающими руками людьми и облаком рыжей пыли – сдвинулась и медленно поехала вниз, прямо на стену. И просела внутрь себя – с грохотом, огромным клубом пыли и ревом тысяч испуганных глоток. Ворота разлетелись тысячью щепок – в пыль и взвесь. Парная башня пустила из-под основания веер кирпичных обломков и стала медленно, выплевывая из тела кирпичи и фыркая пылью, оседать.