про себя прошипел Абу аль-Хайр. Кланяйся, упрямая, злобная скотина, ты ж угробишь все, что еще не успел угробить, с тебя станется…
Присутствующие ахали и возмущенно переглядывались. Тарик и не думал склонять головы и отдавать церемониальный поклон. Хаджиб растерянно вертел головой и явно не знал, что делать. Наконец его прорвало: вытирая потный лоб краем чалмы, бедняга рявкнул:
– Приветствуй своего господина, как подобает, о нерегиль!
А Тарик развернулся к нему и громко ответил:
– А я не знаю, как мне подобает приветствовать моего господина, о Абу Муса! Если я все еще главнокомандующий, то почему меня схватили без суда, даже не объявив вину? А если нет – то почему мне велено надеть черный придворный цвет?
– Разрешаю целовать землю перед троном, – невозмутимо отозвался аль-Мамун со своего тронного тахта.
Черная спина Тарика переломилась в поклоне – ну наконец-то.
– Разрешаю подняться, – так же спокойно приказал халиф.
Тарик тут же выпрямился, как надгробный столбик.
– Тебя обвиняют в побеге, избиении верующих и нападении на харим своего господина.
Все ждали, затаив дыхание.
– Ты сбежал и скрывался от меня, о Тарик?
– Да, – кратко ответил нерегиль.
А что ему было еще отвечать?
– Ты убивал ашшаритов?
– Да.
– Напал ли ты на мой дом и моих домашних?
– Да.
Под вздохи и возмущенные перешептывания собравшихся аль-Мамун развел руки:
– По обычаям и законам аш-Шарийа за такие преступления предают смерти.
Снова потянулось молчание – Тарик ничего не ответил.
– До меня также дошли подробные известия о том, что ты делал в Медине, Тарик. Еще до меня дошли известия о том, по какой причине ты уклонялся от службы в течение столь долгого времени.
Опять длинная пауза. Как же тихо, хоть бы кашлянул кто. Или сморкнулся – холодное же время, самое время для соплей…
Халиф провел ладонью по короткой черной бородке:
– Однако я был бы последним глупцом, если бы казнил тебя, о Тарик. Ты храбро сражался с недругами и наказывал врагов веры. Что же до твоего побега, то ты повел себя не как раб, а как благороднейший из мужей, дорожащий своей честью. Об иных событиях я умолчу, ибо благородные люди это не обсуждают. Но я точно знаю: лучшего главнокомандующего у меня нет и не будет, клянусь Всевышним. Поднимись, ты свободен.
Зал потрясенно ахнул.
Стражник-сумеречник одним скрежещущим длинным движением вытянул из ножен меч и упер его острием в плиты пола перед Тариком. Тот медленно-медленно поднял связанные запястья. Сбоку, словно черный оборотень из сказки, вырос Якзан аль-Лауни, схватил за плотно намотанные веревки и полоснул ими сверху вниз по клинку. Путы распались, сумеречник убрал меч, и Тарик упал на освобожденные руки.