– Вот видишь, Тарик, – мрачно смерил взглядом нерегиля аль-Мамун. – А ты говоришь: бедуины ни на что не годятся. Смотри, твоя гордыня едва не завела нас в страшную ловушку…
И тут Тахир громко и отчетливо произнес:
– Горе нам, что у нас такой предводитель.
В голосе парса прозвучало столько ненависти, что все вздрогнули. Нерегиль медленно поднял широко раскрытые глаза.
– Горе нам! – громко повторил Тахир. – Красные отказались сражаться под знаменем того, кто истребил Самлаган и Нису!
Словно отзываясь на клокочущую ярость парса, за воротами заорали с новой силой.
Тарик положил ладонь на рукоять меча.
– С-сидеть, – прошипел аль-Мамун.
– И что же ты сделаешь, о сумеречник? – усмехнулся Тахир, подаваясь вперед. – Отрубишь мне голову? А им, – он показал в плещущийся огонь факелов, – тоже отрубишь?
– Если ты хотел сказать что-то важное – говори, о сын аль-Хусайна, – строго оборвал его аль-Мамун.
– Горе тебе, о халиф, что у тебя такой военачальник, – разворачиваясь к Абдаллаху, твердо сказал парс. – Он мнит себя непобедимым и совершает оплошность за оплошностью. Его ненавидят его же воины. Его преследует злая удача.
Последние слова парс отчеканил, глядя прямо в глаза нерегилю. Тарик тяжело дышал, но молчал – растерянно?..
– Горе тебе, что ты говоришь? – рявкнул аль-Мамун, переставая понимать, что происходит.
– Я говорю чистую правду, – сказал Тахир, распрямляясь. – Твой нерегиль проклят, о мой халиф! Глупцы говорят, что он приносит удачу. Эти глупцы не знают истинного положения вещей! Тарик несет лишь смерть! Всем! И союзникам, и врагам!
– Что?!
– Сколько лет прожил халиф Аммар? А его военачальники? Все, кто служил под его началом, погибли – и безвременно! Если б не он, разрушительница собраний не пришла бы к ним еще долгие годы!
Тарик нашелся с ответом – и прошипел:
– Почему ты не спросишь, сколько лет прожил аль-Амин, о Тахир? Разве не ты укоротил его век? Ты – убийца!
– Хватит! – взорвался аль-Мамун. – Хватит! Я не желаю слушать эти старушечьи бредни! Укороти свои речи, о Тахир! Наши судьбы в руке Всевышнего, и никто, кроме Него, не знает, когда нам суждено стать третьими между прахом и камнями!
– Спроси его сам, о мой халиф, – не меняясь в лице, проговорил Тахир. – Спроси его сам.
– Не надо, – вдруг тихо сказал нерегиль. – Это не принесет никакой пользы ни аш-Шарийа, ни тебе, о Тахир.
Военачальники ошалело переглядывались. За воротами продолжали гомонить, а в Большом дворе слышалось только позвякивание блях на перевязях и тихое покашливание.
Аль-Мамун собрался было нарушить жутковатое молчание, но Тарик заговорил снова. Кашлянув, словно у него запершило горло, он раздельно и очень спокойно сказал: