Абид сглотнул слюну:
– Мое имя – Абид ибн Абдаллах. Я из племени бану таглиб.
– Что делает один из бану таглиб в походе на карматов? – искренне удивилась Она – даже пальчики замерли и прекратили накручивать шнурок.
– Я… я хочу славы в бою, – твердо сказал Абид и поднял взгляд.
И задохнулся.
– О владычица красавиц… – тихо пробормотал он первую пришедшую на ум глупость.
А Она лишь слабо улыбнулась. И стыдливым жестом прикрыла лицо золотистым химаром. Похищающая сердце родинка над уголком рта скрылась под краем платка. Невесомая ткань рукава упала вниз, открывая точеное запястье с нежными выступами косточек.
Абид сглотнул и опустил глаза.
– Тебя не взяли в поход, а ты не смог стерпеть такого унижения? Не правда ли, о юноша? – Он готов был поклясться, что полные розовые губы под платком улыбаются.
– Да, моя госпожа… – прошептал Абид, теряя голос.
– Хочешь остаться при мне? У нас говорят: «Упорному и стена не препона». Я это проверила на себе, о юноша…
Вокруг зазвенели браслеты, зазмеились шепотки.
– Госпожа?.. Одобрит ли эмир верующих?.. – мягко шепнул кто-то еще.
– Мне нужен кто-то быстрый и смышленый, способный скакать верхом, бегать с поручениями, сражаться и выходить из лагеря куда угодно, о Шаадийа! – строго одернули этого кого-то. – Ни один из наших евнухов для этого не подходит!
– Но…
– Он останется при мне!
И ручка отшвырнула шнурок ломаным, отчаянным жестом.
– Но…
– Хороший мальчик.
От звука этого голоса Абид едва не перекинулся обратно лицом в траву: заговорила сумеречница.
– Мальчик не лжет. Да и не такой уж он дурачок, если приглядеться. Верный слуга нечасто встречается – и еще реже остается верным. А у этого мальчика есть множество оснований быть верным госпоже Хинд…
Смех сумеречниц походил на звон колокольчиков над входом в пещеру со статуей Богини. Страшно, и ветер свистит в камнях. И солнце садится, обдавая холодом…
– К тому же, – продолжила главная сумеречница, – находясь при нас, мальчик вряд ли сумеет найти глупую и бесполезную смерть, которую ему так неймется повстречать.
По спине бегали холодные, холодные мурашки. Статуя в пещере белела, как отскобленные непогодой кости. Ветер мертвой пустыни бренчал колокольчиками.
Но тут снова заговорила Она, и весь лед, и иней, и морозная ночь улетучились:
– Дайте ему новую одежду и коня. Иди, о Абид, и приведи себя в порядок.
Пока он лобызал край Ее ковра, в небе трубили и кричали, как птицы, ангелы.
– Пойдем-пойдем. – Его пихнули в бок, и этот голос звучал куда менее любезно.
Но в небе Абида продолжали летать белые люди верхом на пестрых лошадях и развеваться знамена Пророка. Пошатываясь от счастья, он шел навстречу славе и богатству, ступая по коврам, на которых сидели гурии рая и улыбались ему – Абиду ибн Абдаллаху.