– А ты знаешь, куда пошли Пауль с… Маттиасом? – спросила она тихим голосом.
– Злой дядя сказал, что покажет им сад, – радостно сообщил Петер, с появлением матери страх его словно улетучился. – Я тоже хочу в сад! Хочу поиграть с куклой!
– Мы… сходим в сад, обещаю. Но сначала нам нужно выбраться отсюда, понимаешь?
Магдалена попыталась улыбнуться, но по щекам ее катились крупные слезы. Младший сын пропал, похищен Виргилиусом и человеком, которому она беззаветно доверяла. А Симон, похоже, наглотался какого-то яда, и Магдалена даже не знала, выживет ли он. Она чувствовала себя такой жалкой и беспомощной, как никогда прежде.
– Еееча…
Отбросив гнетущие мысли, Магдалена повернулась к Симону и заметила с облегчением, что он сумел поднять правую руку. Значит, онемение должно в скором времени пройти! Но потом внимание ее привлекло то, что Симон выставил указательный палец, словно пытался показать на что-то определенное. Магдалена повернулась в том направлении, куда указывал палец, и взгляд ее остановился на небольшом алтаре.
На нем стоял крошечный огарок свечи. Он плавал в луже воска, фитиль угрожающе клонился в сторону. Скоро он коснется поверхности алтаря, и свеча наконец погаснет.
– Еееча, – прохрипел Симон, и женщина вздрогнула.
Свеча.
Только теперь она заметила, что у самого края восковой лужи россыпью лежали белые крупинки. Они дорожкой тянулись с алтаря до пола и там соединяли между собой несколько горсток светящегося зеленого порошка.
«Господи, фосфор! – обожгло Магдалену. – Мы же все разом на воздух взлетим!»
Пламя, подхваченное легким сквозняком, качнулось, и на мгновение показалось, что оно вот-вот погаснет.
А потом горящий фитиль коснулся засыпанного фосфором алтаря.
Воскресенье 20 июня 1666 года от Рождества Христова, поздний вечер
Над монастырем бушевала гроза, страшнее которой Куизль давно уже не переживал. Припоминал только, как в детстве его застигло такое же ненастье. В тот раз ветер с корнем вырывал деревья, и молнии сверкали, как мушкетные залпы. Вот и теперь небо сверкало бесчисленными вспышками, черные и фиолетовые тучи вихрились, словно в день Страшного суда.
Над головой громыхнуло так, что Куизль решил, будто сам Господь колотит молотом в монастырские стены. Вслед за этим сверкнула яркая молния, и снова прогремел гром. На крыши обрушился град величиной с перепелиное яйцо. Должно быть, монастырь находился теперь в эпицентре ненастья.
Палач нерешительно замер в воротах монастыря, глядя в непроницаемую стену дождя. Выбравшись с графом из старого подвала, они оказались в пивном погребе. Вход в катакомбы был наскоро загорожен несколькими бочками, монахи даже не потрудились хорошенько замаскировать стену. Так как, будучи келарем, брат Экхарт заведовал и запасами пива, кроме него сюда редко кто спускался.