Отчет прошел лучше и быстрее, чем ожидалось. К облегчению Сесилии, их дела, должно быть, утомили Мартинет; она широко зевнула и отвернулась от них.
В тот момент из переноски, спрятанной под курткой Сесилии, послышался крохотный писк.
Сесилия развернулась, чтобы уйти. Малышка Робин снова зашумела. На этот раз ее хныканье переросло в мягкий плач.
Леон откашлялся, когда его жена направилась к выходу.
— Здравствуйте, моя Леди, — обратился он к Мартинет, чья голова в любопытстве была склонена набок.
— Остановитесь. — Ее голос донесся до них звуком колокольчика.
Пара невинно и нервно повернула головы.
Мартинет протяжно заговорила.
— Что это был за звук?
— Простите? — спросил Леон.
Робин выбрала неподходящий момент, чтобы вскрикнуть снова, и ее родители обменялись отчаянными, испуганными взглядами. Глаза Мартинет расширились, когда она взглянула на шевелящееся нечто на груди у Сесилии.
— Что вы принесли в наши земли?
— Всего лишь наш ребенок, — объяснила Сесилия беззаботным тоном. — Вероятно, необходимо сменить пеленки. Противное дело. Не будем больше вас задерживать, моя Леди.
Они снова повернулись, но лишь для того, чтобы еще раз быть остановленными резким звуком ее чистого голоса.
— Я никогда не видела новорожденного человека. Покажите мне.
Фейри выпрямилась на стуле, из слоев ее платья вылетели лепестки. Ее любознательный взгляд и нетерпеливый тон заставили Сесилию задрожать. Сесилия медленно распахнула куртку и отстегнула переноску. Само изящество — королева встала и скользнула вперед. Робин, которой была неделя от роду, искоса посмотрела и притихла, когда на нее попал блаженный свет. Внезапно Сесилии пылко захотелось, чтобы Робин была лысенькой и смешной, как и остальные детишки, которых она видела. Но вместо этого королева любовалась каштановыми волосами, длиной в дюйм, розовыми щечками и мило наморщенным ротиком. На Фейри уставились шоколадные глаза с черными ресницами. Красота.
Яркие глаза Мартинет наполнились восхищением.
— Такая крошечная, — удивилась она. — Ее кожа мягкая, как пух.
Сесилия медленно двинулась назад, ведомая животным инстинктом.
Когда фейри поднесла свою идеальную тонкую руку к щеке младенца, Сесилия отдернула ребенка прочь и закричала:
— Нет... Не трогай ее!
Температура вокруг них подскочила, когда глаза фейри вспыхнули огнем. Ее руки замерли в воздухе.
— Моя Леди, — вмешался Леон. — Наш человеческий врач говорил нам не позволять кому-либо ее касаться, пока она так мала. Дети слишком хрупкие. Пожалуйста, простите мою жену. Ее тело и сознание все еще не отошли от родов.