Да, безусловно. Именно это он и сказал.
И все же, он отказался от нее в ту ночь в Брайтоне.
Что-то внутри Джорджианы Блэк сломалось. В течение многих лет ее лучшая половина вела неустанную войну с ее же природой – страстной, чувственной, дьявольской.
В восемнадцать лет она позволила страсти управлять собой, и это было ошибкой. После этого годами ей приходилось подавлять в себе пыл.
Теперь же страстная чувственность вступила в свои права, уничтожая смирение.
– Хочешь заняться со мной любовью, Маркус?
Эти слова, ее хриплый шепот натянулись меж их телами невидимой нитью.
Он отвернулся. Она увидела, как он судорожно сглотнул.
– Я говорил тебе, это нормальная реакция полного жизни мужчины на такую женщину, как ты, одетую таким образом.
Ей потребовалось собрать все самообладание, дабы ответить.
– О, я так не думаю, – прошептала она. – Думаю, твое желание вовсе не столь безлично.
Он поднял глаза к небесам, как будто ища ответа у звезд. Еще один судорожный глоток.
Злой гений подтолкнул его к признанию. Внезапно ей захотелось заставить его желать ее так неистово, как она желала его в ту ночь.
Вспомнив его укор, она вновь дала волю гневу. Далила. Да, она соблазнит его. Она заставит его отказаться от власти над ней, как это произошло с Самсоном.
– Что бы ты сделал со мной, если б мог?
Ее грудной голос ласкал его, терзал, воспламенял кровь, приводя к любовной горячке. Бэкенхем возбуждался, чувствуя твердеющий стержень.
Он и сам уже не мог разобрать, когда праведный гнев привел его к яростной похоти. Здесь, под покровом ночи, он был на грани совершения безрассудных поступков.
Распутница глядела на него своими удивительными глазами, спокойными, как южное море. Но нет, они не были спокойны, эти глаза. Они метали молнии, в них то и дело вспыхивали искры.
Женщина была в ярости. Как и он.
Ярость делала ее безрассудной. Она задала вопрос. После долгой паузы он решился на встречный вопрос:
– Что бы ты хотела, чтобы я сделал с тобой?
Ее щеки залились нежным розовым румянцем, только подчеркнув мягкую кремовую бархатистость кожи и сияние глаз.
Эти груди. Как они манили его, молили дотронуться, ласкать их губами, брать в ладони, до пика удовольствия, до изнеможения. Боже, а ее огненные волосы. В них хотелось зарыться лицом, гладить, неистово любить ее, пока она не забудет собственное имя.
Ей нечего было ответить на его вопрос. Да и нужно ли? В конце концов, они говорили о его желании.
Он сделал шаг, сократив расстояние между ними. В ее глазах отразилась паника, но Джорджи твердо решила не отступать. Она стояла спиной к балюстраде. Бежать было некуда.