Заявление было сделано таким непререкаемым тоном, что Лидгейт удивленно моргнул.
Бэкенхем не мог позволить совершенно неуместному здесь чувству деликатности остановить его план. Ставки были слишком высоки.
Ему нужно заполучить письмо. Необходимость использовать в своих целях ахиллесову пяту Пирса и неминуемую смерть его родственницы комом застряла в горле Бэкенхема. Но сейчас он готов был на все, лишь бы поставить точку в истории с Пирсом. Даже умереть. По сравнению с этим нарушение морального кодекса было пустяком.
Медленно Лидгейт вымолвил:
– Так ты собираешься поставить под угрозу его шансы на наследство, если он не сделает того, что ты от него хочешь?
Он смотрел на Бэкенхема поверх кружки. От спокойного взгляда синих глаз Бэкенхему стало неуютно.
– Нечто в этом роде.
– Тебе известно о нем что-то дискредитирующее, помимо бегства от дуэльных обязательств?
Бэкенхем кратко кивнул.
Склонив голову, длинными пальцами Лидгейт вертел солонку.
– Думаешь нашептать на ушко его умирающей родственнице какую-то ядовитую сплетню?
Упрек был оправдан, но Бэкенхем стойко выдержал презрение Лидгейта. Он мог выдержать любое испытание, лишь бы не потерять Джорджи.
– Пары слов ее поверенному будет более чем достаточно.
– Да, – Лидгейт обтер губы салфеткой и положил ее рядом с тарелкой.
– Что-то не так с едой? – спросил Бэкенхем.
Лидгейт холодно улыбнулся:
– Похоже, у меня пропал аппетит.
– Я должен с ним встретиться. – Бэкенхем нахмурился, пытаясь стряхнуть с себя неодобрение кузена. – До сих пор Пирс меня избегал. Говорят, он часто посещает тетушку, но не может же он проводить там все время.
– Полагаю, нет, – сказал Лидгейт и потянулся за бокалом. – Он держит тебя на расстоянии.
– Я пытался подкупить одного из слуг, но безрезультатно.
Лидгейт встал:
– Боже мой, ты сам-то себя слышишь?
Подавленная агрессия в голосе кузена показала, как низко пал в его глазах Бэкенхем.
Лидгейт с каменным выражением лица смотрел на него.
– Не говори мне, что сам не опускался до такого…
Лидгейт сжал зубы.
– Может, и так. Но сейчас речь не обо мне.
Бэкенхем тоже встал, оперся руками о стол и процедил:
– Да. Во всех наших семейных драмах мне неизменно достается роль благородного болвана, педанта своего рода, жертвующего всем, что он любит, ради чести семьи.
– Никто не заставлял тебя играть эту роль, Бекс. Ты всегда охотно избирал ее сам, поступать иначе тебе не позволяли твои принципы – могучая воля и сердечная доброта, чем немногие в нашей семье могут похвастаться. Вспомни, какие испытания выпали на твою долю. Даже жизнь в доме деда не смогла тебя сломать. Не позволяй этой женщине согнуть тебя.