— Когда в последний раз ты что-нибудь ел?
— Я не знаю... Сегодня утром....
Она все еще стояла перед ним на коленях. Пенни воскликнула:
— Глупенький!
Он сделал резкое движение.
— Не надо!
— Феликс...
Он ухватился за нее, грубо, со всей силы стиснул, уткнулся лицом ей в плечо. Его рыдания. сотрясали их обоих. Спустя некоторое время она начала нежно нашептывать глупые ласковые утешения, которые говорят поранившимся детям.
— Милый, не плачь. Есть ведь Пенни, расскажи все Пенни. Я никому не позволю обижать тебя... Я им не позволю. Расскажи мне... дорогой... просто расскажи мне. Я знаю, ты не...
Это был самый ужасный момент, потому что он вскинул голову и дрожащим голосом переспросил:
— Я не?..
Пенни показалось, будто сердце у нее остановилось, но оно продолжало биться. Она крепко его обняла и сказала:
— Конечно, нет! Почему ты ушел? Я думала, ты умер.
Он смущенно ответил:
— Я не знаю... Я хотел бы...
Она подумала, что он собирается сказать «умереть», но он этого не сказал.
Феликс опять спрятал лицо у нее на плече. Рыдания стихли, но иногда она с трудом разбирала слова. Она скорее чувствовала их, как чувствовала его прерывистое дыхание и дрожь, то и дело сотрясающую его.
— Я не спал... не мог. Все было кончено. Она собиралась уехать... она собиралась выйти за Маунта... все было кончено. Как только рассвело, я спустился к бухте. Я собирался поплавать. Думаю, я собирался вернуться... я не знаю. Но когда я ее увидел... лежащую там...
Ей пришлось крепко прижать его к себе, пока не прошел приступ мучительной дрожи.
— Ты нашел ее мертвой?
Он сказал сдавленным голосом:
— Кажется, да... — затем, пытаясь собраться, он продолжил. — Когда я тебе все так рассказываю, я знаю, что не мог уснуть, и что пошел искупаться и нашел ее. Но когда я начинаю вспоминать с другого конца и оглядываюсь назад, я только могу видеть себя на коленях, трогающим ее, и кровь... — его голос затих.
Она обнимала его, пока напряженные мышцы не расслабились.
— Но ведь не ты поранил ее. Дорогой, ты ведь никому не можешь причинить боль.
Он сказал:
— Не надо! У меня взрывной характер... но я ее не трогал... я уверен... точно. Пока я нахожусь в здравом уме, я уверен в этом... только я чувствую, что схожу с ума... и тогда я уже ни в чем не уверен.
— Это шок, дорогой. Это было ужасное потрясение. Пойду приготовлю тебе что-нибудь поесть.
— Я не буду!
— У нас есть остатки отличной тушеной говядины. И секунды не понадобится, чтобы разогреть ее, и ты расскажешь мне, что случилось.
Он не осознавал, насколько она облегчила его бремя, но был способен ощутить облегчение, выговорившись.