– Я звала тебя не для того, чтобы спасти женщину. Я звала тебя мстить, – равнодушно откликнулась Узза. – Успел ты, не успел, это решила судьба.
– Это решила не судьба. Это решила ты, – прошипел Тарег. – Я хочу знать – почему?!
– Рабаб выбрала месть. Попросила, чтобы я прислала того, кто отомстит. Ангела-истребителя. Я прислала тебя. Такова твоя часть в этом деле. Вели им похоронить ее, Страж, – спокойно ответила богиня и растворилась в вечернем воздухе.
Последним до слуха донеслось:
– Не уезжай. Жди следующего приказа.
* * *
Нахль, пять дней спустя
Над красными плоскими вершинами скал с трудом светило солнце. Белесый диск еле проглядывал сквозь песчаную взвесь. Словно бы гигантским мечом обрубленные отроги змеились в долину, охряными выступами нависая над заволоченным пылью городишком. Обрывистые ущелья Туэйга уже не проглядывались в поднятом самумом песке, горная стена быстро таяла в красной туче. Над плоскогорьем Неджда дышала пустыня. Пески Дехны в свистящем ветре бились о скалы, оседали на плоских крышах и узеньких улицах городка, на вершинах раскачиваемых пальм, засыпали делянки зелени и узенькие водяные канавки. Песок просеивался сквозь завесу пальмовых листьев и красно-желтым налетом выпадал на никнущую кинзу.
Люди спешно сдергивали и сматывали занавеси, скатывали и уволакивали с крыш ковры, кто-то метался с ведрами, пытаясь сгрести в них разложенные на просушку финики. Растущий красным облаком самум медленно накрывал Нахль.
Тарег медленно шел вдоль глубокой трещины, под которой с шумом неслась вода. К окраине оазиса подступали желто-серые изглоданные холмы, их скальное основание разошлось на пару локтей, словно каменистую сухую землю разломили, да так и бросили. В черноте свежо журчало и билось – вади тек полноводным по весне потоком. С холмов быстро спускались последние пастухи: по деревянным мосткам над трещиной они перегоняли тупо блеющих овец, тащили на веревках коз.
Приметив узкое место, Тарег перепрыгнул водоток. Пыльная улочка уходила круто вверх и вправо, выворачивая за низкую ограду финиковой рощи. Между заборами густо клубилась поднятая бегущими ногами и копытами взвесь, и нерегиль не сразу заметил двоих айяров, то и дело повисающих на поводьях Гюлькара.
А коня-то зачем они сюда тащили, да еще и оседланного?
Босые, грязные, но при оружии – до блеска чищенные серебряные пластины на ножнах блестели даже сквозь пыль – горцы вертели бритыми головами и чесали густые бороды. Наконец, заметили господина и замахали руками. Гюлькар, почувствовав, что рук на узде стало меньше, изогнул шею и потянул в сторону.