Сторож брату своему (Медведевич) - страница 3

Те поняли по губам – такой вокруг стоял грохот и рев. Туги Хучара и Толуя сдвинулись с места. Кругом мотали головами кони, сеялась рыжая пыль. Под мертвым глазом солнца тускло блестели медные панцири и копья резервных тысяч тумена. Почва мерно сотрясалась под ногами. Равнина окончательно заволоклась темной взвесью, как ночью, – ни зги не видно.

– Расступись! Вестовой!

Парень тяжело дышал, длинный чуб мокро распластался по текущей потом бритой голове:

– Хучар погиб, хан! Бежит его тысяча!

Джарир кивнул и сел в седле как следует.

Тысяча Хучара не должна была побежать. Джунгары обращаются лишь в притворное бегство. Сегодня все пошло не так, как всегда. Значит, что-то вообще не так. Так, как быть не должно. Слишком умные карматы, слишком трусливая тысяча…

– Толуй!

Тот по-ханьски сложил руки перед грудью в замок:

– Да, мой хан!

– Берешь три тысячи, заходишь справа. Я пойду слева с остальными тремя.

Против джунгарского тумена выстоять невозможно. Этому учили в Пажеском корпусе. Джарир знал это с детства. Разбить джунгар удалось только одному полководцу. Одному. И это был Повелитель. Волшебный воин-сумеречник. Нерегиль халифа Аммара. Но Повелитель уже семьдесят лет как спал в городе джиннов. К тому же где Повелитель и где карматы? Значит, эти землеройки победить не могут.

– С-скоты… – в сердцах прошипел Джарир презрительную кличку, которой степняки от века одаривали землепашцев. – Сейчас вы увидите блеск наших сабель…

…До сабель дело дошло не скоро. Отмахивая плетью, Джарир сплевывал лучникам – залп, залп! Карматы падали, но не отступали, стрелы молотили в деревянные щиты над головами врагов. В воздухе летел крупный секущий песок – казалось, ветер дул со всех сторон сразу.

Так не должно быть, снова пронеслось в голове у Джарира.

Нехороший ветер.

И тут же дошло – неправильный. Неправильный ветер. Только нам в лицо. А карматские знамена – вон, висят неподвижно, зелеными пыльными тряпками.

Враги попятились – все-таки. Из-под копыт Джарирова коня на одной ножке поскакали, кривляясь, уродцы с пастью на брюхе – наснасы. Отступающие карматы оставляли на взрытой красной земле тела, истыканные стрелами.

– В мечи! – прохрипел в обматывающую лицо тряпку Джарир.

Поднял над головой плеть и махнул вперед.

В бой он пошел на высоком лаонском жеребце – приученный к бою гнедой молотил копытами по щитам и лицам и сейчас вцепился зубами в холку вражеского коня. Лошади косили налитыми кровью глазищами и свирепо хрипели. Джарир рубился с кольчужным всадником. В сплошной пылюке крики и звон железа глушились мертвенной сеющейся взвесью – как пухом подушки.