Потолкавшись под дождем еще, путешественники вышли на главную рыночную площадь. Ее легко было узнать по обилию крытых навесов и зазывал, крику, гомону, звону и запахам. И по высоким, почерневшим от времени столбам c перекладинами.
– О Всевышний, милостивый, милосердный… – тихо пробормотал Лайс. – Это же Амина…
– А рядом? – так же тихо поинтересовался Тарег.
Бедуин прищурился. Подвешенные на столбах сумеречники почти не шевелились. Длинные, слипшиеся от дождя лохмы закрывали опущенные лица. Мокрая рубашка облепляла груди женщины. То, что это именно Амина, Лайс понял, лишь когда она вдруг судорожно выгнула спину и вскинула голову – мелькнуло белое-белое лицо. Бесполезно подергавшись и помотав волосами, Амина снова повисла неподвижно. Вывернутые руки надежно примотали к перекладине веревками, видно было, как медленно сжались в кулаки вздрагивающие от напряжения растопыренные пальцы. Сумеречник на соседнем столбе висел не двигаясь, ветер раскачивал длинные рыжие пряди.
– Похоже, что Лейте, он иж них самый рыжий… – упавшим голосом наконец ответил бедуин. – А вообще, не жнаю… Лица не видать, а одежу ш них до рубахи ободрали, не поймешь… Может, он не иж наших… Ой, што ж делать, што ж делать…
На распятых сумеречников, впрочем, толпа не обращала никакого внимания. Люди пихались, напирали, подпрыгивали, пытаясь заглянуть через головы и плечи, чтобы разглядеть что-то, что происходило у подножия столбов.
Оттуда, кстати, неслись дикие вопли и истошный женский визг. Как всегда в подобных случаях, женщина надрывно голосила, умоляя о пощаде: «не надо, не надо, он ни в чем не виноват». Толпа восторженно орала, размахивая кулаками и зажатыми в кулаках четками. Люди кричали:
– Так ему! Так ему!.. Держи его крепче, о Асвад!
На низком каменном помосте перед столбами стояла пара вооруженных человек – без кольчуг, но в шлемах и при копьях. Между ними, уперев руки в боки и выпятив живот, растопырился коротышка в сером халате и белой чалме – мулла? Катиб?..
Тут он поднял руку, и стало видно, как трясется печатями длинный желтый лист. Все-таки это был катиб.
Человек с бумагой закричал:
– Амр аль-Азим, шихна города Медины, да благословит его Всевышний, волей и милостью эмира верующих издал приказ карать смертью и урезанием языка за беспричинный страх и распускание слухов о поражении войск! Этот человек, Абан ибн Фарух, житель квартала аль-Барзахи, и его брат Маруф ибн Фарух, житель квартала аль-Барзахи, виновны в распускании слухов о грядущей гибели Святого города и попытке бегства!
Толпа упоенно орала: