– Там… женщина… на площади, – выдернул Тарег из головы самую настырную мысль. – Она жива? Ее… сняли?
– Женщина? – искренне удивился Амр аль-Азим. – Ах, эта…
– Она жива?
– Если и жива, то скоро умрет, – пожал плечами шихна.
– Но…
– Она висит за то, что поносила посланника Всевышнего, да пребудет с Али мир и благословение Милостивого, – тут Амр аль-Азим снова воздел палец.
Тарег смигнул воду с ресниц. И даже раскрыл рот. Но не нашелся что сказать. Пришлось рот закрыть. Шихна меж тем мрачно созерцал его борьбу разума с чувствами.
И тут Амр аль-Азим спохватился:
– Тьфу, шайтан. Ты вконец заморочил мне голову своими женщинами и враками, о неверный. Сам-то ты чего тут мокнешь? А? Не задумался?
Чуб на желтой голове шихны распластался жиденькой прядкой, с которой текло – прямо за ворот кожаного кафтана. Поморщась на холодную струйку, Амр аль-Азим снял перчатку и мазнул пятерней по шее.
– Ну? Чего молчишь?
Смотреть приходилось снизу вверх, вывернутая шея болела.
– Тьфу на тебя, кафир, – человек сплюнув в грязь. – Про тех порубанных в стойбище мутайр я не знаю ничего. Ты это был или не ты – мне дознаваться некогда. Но вот оскорбление посланника – да пребудет с ним мир и благословение Всевышнего – дело нешуточное. А?..
И шихна вновь выжидательно уставился на Тарега.
– Я не понимаю, – морщась от боли в шее, пробормотал нерегиль.
– Не понимаешь?! – насупился Амр аль-Азим. – Ну я тебе память-то освежу…
И, нахмурившись еще сильнее, опять задрал вверх палец. Видимо, в Пажеском корпусе его на совесть учили шарийа:
– В Книге сказано: «A ecли oни нapyшили cвoи клятвы пocлe дoгoвopa и пoнocили вaшy peлигию, тo cpaжaйтecь c имaмaми нeвepия – вeдь нeт клятв для ниx, – мoжeт быть, oни yдepжaтcя!» Отвечай, кафир! Ты нарушал клятвы после договора и поносил веру?
Так вот оно что. Это была снова она. Сура девятая, «Покаяние». Там, наверху, поняли, что покаяния не дождутся. Поэтому наступало время возмездия – для таких, как Тарег Полдореа, нерегиль.
– Нарушал, – честно признался Тарег. – И поносил.
– М-да, – почесал бритый затылок шихна. – Как нарушал?
– Сбежал.
– От кого?
– От того, кому клялся.
– Как поносил?
– Последними словами, – злобно оскалился Тарег.
– Тьфу на тебя, о неверный, – сердито сказал Амр аль-Азим. – Ты и впрямь закоренелый грешник и вместилище злобы.
– Какия изысканные словеса, поди ж ты… – прошипел в ответ нерегиль.
– Это не я, это наш кади.
Тарега вдруг осенило:
– А откуда кади обо мне наслышан? – смаргивая дождь с ресниц, поинтересовался он.
– Почтеннейший шейх не умолчал о твоих преступлениях, когда во всех подробностях повествовал об обрушившихся на него несчастьях и превратностях! – торжественно произнес шихна. – Ты – кощунствовал!