Сторож брату своему (Медведевич) - страница 420

Глаза Амаргина так и оставались очень, очень круглыми.

– Ну я, конечно, глава клана… И согласно древним установлениям… – промямлил он наконец. – Но чтоб так

– Запомни, братишка, – очень серьезно сказал Тарег. – Женщину, попавшую в харим к влиятельному человеку, ты целой лаонской армией не выручишь. Она пропадет, канет, растворится. И ты никогда ее больше не увидишь: знатных женщин здесь из домов не выпускают, они ни с кем не разговаривают, никуда не ходят и никого не видят. Здесь не принято даже подавать виду, что ты знаешь, что у твоего друга есть жена, – ее просто не существует ни для кого, кроме мужа. К тому же Амина язычница. Ее вообще скрутят и продадут куда угодно и кому угодно, и никто пальцем не пошевельнет, чтобы ее выручить. Мы для них кафиры. Неверные. Желание правоверного для кафира – закон. А к вам посылал не просто ашшарит, Амаргин, а принц. Принц крови. Ему здешние толстобрюхие Амину небось предложили, чтоб вину загладить: как же, такой уважаемый человек в паломничество приехал, пожертвования привез, а тут – вот незадача! – война приключилась. Сколько хлопот доставили, неудобно…

– Так, – Амаргин резко встал с пола. – Валим отсюда. Ну наконец-то дошло.

– Амина? Амина?!

В комнату влетела сандалия Финны:

– Что ты орешь?! Ты разбудишь Дейрдре!

Сидевшая на террасе женщина для верности еще и погрозилась кулаком через огромный сверток с младенцем.

И тут же вскинулась, как змея. Клевавшая мусор пеструшка растопырила крылья и метнулась прочь – в ворота заколотили. Громко, настырно, по-хозяйски хохоча и переговариваясь на ашшари: обсуждали какую-то певицу, которую позвали к кому-то в дом. Всласть нареготавшись, кто-то заорал:

– Эй, там! Именем эмира верующих! Открыть ворота!

– Оружие есть? – мягко поинтересовался Тарег.

Амаргин кивнул в сторону противоположной стены: стоек для мечей в доме не было, и длинные фиранги просто разложили на чистых циновках. На тонких темных губах лаонца нарисовалась улыбка – не очень приятная.

– Эй, кафиры! А ну шевелитесь, собаки, или я спущу ваши неверные шкуры за оскорбление правоверного!

Почтительно вынимая клинок из ножен, Тарег посмотрелся в лезвие, как в зеркало. Его улыбка, надо сказать, выглядела не лучше.

* * *

Загородный сад купца Новуфеля ибн Барзаха,

тот же день


В честь знатного гостя в саду собралось полгорода. Точнее, лучшая половина тех, кто называл себя хасса – избранные. Умма, община, а яснее говоря – простолюдины – даже в самых завиральных сказках «Нишапурских ночей» не рассказывала о такой роскоши!

Ах, какие яблоки висели в саду почтеннейшего Новуфеля – сахарные! мускусные! даманийские!