Не только художественная правдивость и точность изображения всего ряда событий, развернувшихся вокруг дела об унтере Грише, и типологическая обобщенность и пластичность человеческих образов придают роману Цвейга убедительность обвинительного документа. Эта убедительность возрастает, по мере того как мотивы, которыми руководствуются действующие лица романа в своей борьбе из-за унтера Гриши, оказываются все теснее связанными с самою основою их мировоззрения, их политических взглядов, их нравственной природы. Убийцы Григория Папроткина уличаются их обвинителем Арнольдом Цвейгом не в одном только этом преступлении, — он обвиняет их в преступлении против чести и достоинства немецкого народа, против родины, против человечности. Такая глубина обобщения, такая проницательность художественной мысли и позволила писателю еще в 1927 году, когда был написан этот роман, многое предугадать относительно будущего развития германского фашизма.
Вместе с углублением обличительного смысла романа углубляется и смысл той борьбы, которую Вернер Бертин и его единомышленники ведут против убийц Григория Папроткина. Писатель Бертин, ушедший на войну добровольцем в порыве юношеского идеалистического патриотизма, проходит через целый ряд мучительных для него нравственных и интеллектуальных испытаний, связанных с заступничеством за унтера Гришу. В результате этих испытаний Бертин обретает новые черты характера и мировоззрения, позволяющие угадывать в нем будущего борца против фашизма. Таким образом, и здесь проявилась политически обобщающая сила, свойственная реализму Арнольда Цвейга, — повествуя о писателе Бертине, он приоткрывает страницу из истории передовой интеллигенции Запада. На этом исторически примечательном духовном процессе становления личности передового деятеля западной культуры автор еще более сосредоточивает свое внимание в другом романе серии — в «Воспитании под Верденом», где в обстановке западного немецкого фронта действует и размышляет все тот же Вернер Бертин.
Годы, когда Арнольд Цвейг писал свою книгу об унтере Грише, — это годы, непосредственно предшествовавшие фашизации Германии, годы, когда германский империализм подготовлял путь фашизму к государственной власти, когда за кулисами рейхстага руководители германского правительства уже вступали в стачку с гитлеровцами. По собственному признанию Арнольда Цвейга, он в начале работы над своим циклом был еще лишь утопическим социалистом, — тем более поразительно в романе «Спор об унтере Грише» умение автора смотреть вперед, видеть опасность, какою был чреват возрождающийся немецкий милитаризм конца 20-х годов. Поразительна и та мужественная страстность, тот дух борьбы, та сила убежденности, какими насыщено это произведение. При всей расплывчатости своих политических настроений, А. Цвейг умел прислушиваться к тому, что говорила ему чуткая совесть и прозорливость большого художника. Уместно вспомнить по этому поводу, что еще в 1919 году А. Цвейг выступил со «Словом над гробом Спартака», где, не будучи непосредственно связан с передовым пролетариатом, смело обличал гнусное преступление германской реакции, убившей вождей немецкого пролетариата Карла Либкнехта и Розу Люксембург.