.).
С точки зрения техники вопросов у меня не возникало, а вот кого и с какой целью мы собираемся прослушивать, было любопытно. Меня вызвали к Иосифу Виссарионовичу…
Сталин поинтересовался, как идет учеба в академии, и тут же перешел к делу:
– Я специально отобрал тебя и еще ряд людей, которые официально нигде не встречаются с иностранцами, потому что то, что я поручаю вам, это неэтичное дело…
Выдержал паузу и подчеркнул:
– Да, Серго, это неэтичное дело…
Немного подумав, добавил:
– Но я вынужден… Фактически сейчас решается главный вопрос: будут они нам помогать или не будут. Я должен знать все, все нюансы… Я отобрал людей, которых знаю, которым верю. Знаю, что вы преданы делу. И вот какая задача стоит лично перед тобой…
Сталин вызывал нас по одному. Я не знаю, кто из них был армейским офицером, как я, кто служил в разведке или Наркомате иностранных дел. Правило ни о чем никогда не расспрашивать друг друга соблюдалось неукоснительно. Я это хорошо усвоил еще в реальной разведке. И это правильно, конечно.
Помню только, что все эти люди были старше меня. И ни один, как говорил Сталин, официально не общался с членами делегаций США и Великобритании и вообще с кем-либо из иностранцев, приехавших на конференцию в Тегеран.
Вероятно, Иосиф Виссарионович такую же задачу поставил и перед моими новыми товарищами. А речь шла вот о чем. Все разговоры Рузвельта и Черчилля должны были подслушиваться в шести-семи комнатах советского посольства, где остановился президент Рузвельт. Все разговоры с Черчиллем происходили у него именно там. Говорили они между собой обычно перед началом встреч или по их окончании. Какие-то разговоры, естественно, шли между членами делегации и в часы отдыха.
Что касается технологии – обычная запись, только магнитофоны в то время были, конечно, побольше. Все разговоры записываются, обрабатываются. Но, конечно же, Сталин не читал никогда, да и читать не собирался весь этот ворох бумаг. Учтите ведь, что у Рузвельта, скажем, была колоссальная свита. Представляете, сколько было бы часов записи? Конечно, нас интересовал в первую очередь Рузвельт. Необходимо было определить и его, и Черчилля по тембру голоса, обращению. А микрофоны, как я уже говорил, находились в разных помещениях.
Какие-то вопросы, вполне понятно, обсуждали и представители военных штабов. Словом, выбирать из всей этой многоголосицы именно то, что нужно Сталину, было, разумеется, не так просто. Диалоги Рузвельта и Черчилля, начальников штаба обрабатывались в первую очередь. По утрам, до начала заседаний, я шел к Сталину.