И вопрос, и ответ не имели никакого отношения к убийству двенадцатилетней девочки, но в настроении присяжных произошел решающий поворот. В интервью, данных уже после завершения суда, члены жюри указывали на то, что ответ Кинкейда наглядно продемонстрировал глубину расовой пропасти, разделившей город. Симпатии, бывшие до того момента на стороне семьи Кинкейдов, качнулись в сторону Харриса. Защита победила.
Через четыре часа присяжные оправдали Майкла Харриса. Пенни передал дело своему коллеге, Говарду Элайасу, специалисту по гражданским искам, а Харрис занял место рядом с Родни Кингом в пантеоне жертв расизма и героев южного Лос-Анджелеса. Большинство из них действительно заслужили этот статус, но популярность некоторых была не более чем мыльным пузырем, раздутым стараниями адвокатов и прессы. Так или иначе, Майкл Харрис добивался теперь компенсации, оценив причиненный ему вред в кругленькую сумму.
Несмотря на вынесенный присяжными вердикт и всю сопутствующую риторику, Босх не верил ни в невиновность Харриса, ни в жестокость полиции. Одним из тех, кому предъявили обвинение, был его бывший напарник, Фрэнки Шихан, которого Босх знал как настоящего профессионала в обращении с подозреваемыми и заключенными. Харриса же Босх считал лжецом и убийцей, которому просто удалось избежать наказания. Детектив без малейших колебаний взял бы его за шиворот и доставил в участок для допроса в связи с убийством Говарда Элайаса. Но он прекрасно понимал и то, что если возьмется сейчас за Харриса, то рискует усложнить ситуацию и добавить ему сочувствия в глазах как общественности, так и средств массовой информации. Решение, которое предстояло принять, было в значительной степени политическим.
— Дай немного подумать, — сказал Босх.
Он прошелся по атриуму. Дело оказалось еще опаснее, чем представлялось вначале. Любой неверный шаг мог привести к катастрофе — для следствия, для департамента, для отдельных людей. Понимал ли это Ирвинг, когда остановил выбор на команде Босха? Возможно, расточаемые заместителем начальника полиции комплименты служили завесой, прикрывавшей истинный мотив: предоставить группе самой выпутываться из сложного положения. Босх понимал, что от таких мыслей отдает паранойей. Вряд ли Ирвинг успел бы так быстро учесть все обстоятельства и с ходу выработать сложный план. Да и какое ему дело до Босха и его группы, когда на кону такие ставки.
Он поднял голову — небо посветлело. День обещал быть жарким и солнечным.
— Гарри?
Босх повернулся — это была Райдер.
— Она закончила.
Лэнгуайзер отдала ему телефон.