— А что с Куликовым, — спросил я. — Его тоже задержали?
— В том-то и дело, что нет. Насколько знаю, он сразу же благополучно отбыл в офис. При мне из прокуратуры связались с Тагизаде — это один из боссов «Универса», если знаешь — так тот слюной изошел, бурно негодовал, что добропорядочный сотрудник банка стал жертвой абсурдной провокации.
— Да-а, — пробормотал я, — совсем мозги кругом пошли. Ничего уже не понимаю.
— То-то и оно, — заключил Шахов. — Есть над чем голову поломать. Так давай — ломай, и поактивнее. Я бы тебе советовал завязать со своим отпуском. И Виктора Андреевича посвяти.
— О нет! — воскликнул я. — Шефа пока не надо, ладно? А то придется действовать под контролем, руки будут связаны.
— Хочешь сработать под живца? — сообразил он. — Нет, дорогой мой человек, так дело не пойдет. А если проглотят — и с концами, как тогда? Ладно, с шефом твоим я сам переговорю. Все будет тип-топ, не волнуйся. — И после короткой паузы неожиданно полюбопытствовал: — Ты его шефом кличешь?
— Мы его все так называем. За глаза, конечно.
— И я тоже был шефом?
— Нет, — помотал я головой, — вас мы величали «Главный». И сейчас величаем.
— Вот как, — хохотнул он. — Лестно, лестно…
Мы подъехали к дому около десяти часов. Он подождал, пока я загонял машину в гараж, потом я проводил его к подъехавшей «Волге» и предложил подняться на чашку чая.
— Будет-будет, — отмахнулся он, — давай без этого. Точно я не знаю, что больше всего тебе хочется сейчас остаться одному. Залезть под душ, а после дерябнуть бокал чего-нибудь покрепче. Угадал?
— Угадали. — Я усмехнулся.
— Что ж, от души желаю тебе сполна удовлетворить эти нехитрые запросы.
Пожелание Шахова реализовалось лишь отчасти. Душ я принял, нещадно обтесав себя мочалкой, словно сдирая вековую грязь. И бутылку «Гжелки» выставил на стол. И принялся готовить яичницу-болтунью, предвкушая позднюю холостяцкую трапезу. Но тут в дверь позвонили. Я вздрогнул от неожиданности, изумился и пошел отворять, гадая, кого принесло в столь неурочный час. И по тому, как обрадовался, узрев ухмыляющееся лицо Бекешева, понял, что и я обманывался, и Главный ошибался: втайне меня совсем не прельщало бдеть над бокалом в гордом одиночестве.
— Прости, что так поздно и без звонка, — сказал Саша. — Но ты прямо-таки неуловимый Янус.
— Янус был двуликий, — заметил я, осклабясь.
— Ага, но черт с ним. Я весь вечер тебе названивал. Никак, ты загулял, братец кролик?
— Точно, — хмыкнул я. — И еще как. На славу гульнул в вашей протухлой кутузке.
— Чего-чего?
Мы прошли на кухню. Я разбил над сковородой еще тройку яиц и наполнил рюмки водкой. Он никак не мог переварить мою каталажную эпопею. Потом, позабыв, что не пьет за рулем, залпом опрокинул в глотку горячительный напиток, громко крякнул и шумно выдохнул.