Мила объявилась в понедельник утром. Всю субботу и воскресенье я подсознательно ждал этого звонка, обмирая от каждого треньканья телефона. И все-таки он застал меня врасплох.
Я только помолол кофе, ссыпал его в джезве и, еще пребывая в полудреме, снял трубку и облегченно вздохнул, услышав знакомый голос. Затем поразился непривычно холодному, почти ледяному приветствию и еще больше — последовавшему за ним вопросу:
— Он еще не вернулся, верно?
— Вернулся?.. — растерянно пробормотал я. — О чем ты?
— Не надо, — сказала она сухо. — Я тебя понимаю. Дружба, солидарность — и все такое. Только не надо больше. Я звонила Майе Гаевне. Калининград, срочный вызов — не лучшая, согласись, выдумка.
Я совершенно ошалел и только и нашелся выдавить из себя:
— Прости…
— Не надо, — повторила она снова, не позволив мне прибавить ни слова. — Не надо ничего больше придумывать.
— Это серьезно, Мила, — просипел я и откашлялся. — Он исчез. И я не знаю куда. Боюсь…
— И хорошо. Исчез — и ладно. И не бойся. Я тебя понимаю — неловко, друг все-таки.
— Подожди, Мила! — чуть ли не вскричал я. — Говорю тебе: это серьезно. Я не знаю, где его искать.
— Да-да, я поняла. Выходит, и ты не в курсе. А я-то думала, что у него от тебя нет никаких тайн. Разве он не изливал тебе душу? По ночам — когда оставался у тебя ночевать.
В голове у меня будто включился реостат — свет в сознании нарастал медленно-медленно. Постепенно до меня дошло, что мы говорим о разных вещах. Я удрученно сник и проговорил угрюмо:
— С самого Нового года мы очень редко виделись. Все больше перезванивались.
— Извини, — после тяжелой паузы продолжила она, — я не собиралась загонять тебя в ловушку. Ты, кажется, сказал: это — серьезно? Знаешь, я рада. В последнее время мы стали настолько чужими, ты даже не представляешь. Меня уже перестало волновать, где он пропадает, куда все время ездит. Все опостылело. И прежде всего — опостылело играть прилюдно в счастливое семейство. Какой-то муляж, внутри которого пусто и глухо. Сейчас только Олечка нас и связывает. Но ведь это тоже обман. Ради ребенка?.. Я по себе знаю, каково ребенку расти и жить во взрослом вранье. Недавно я предложила ему разойтись. И честное слово, рада, если он наконец решился.
— Да очнись ты, Мила! Послушай…
— Не надо, — в который раз сказала она. Голос звучал устало и бесчувственно. — Я тебе позвонила с одной лишь просьбой: передай ему, когда встретишь, что сейчас не нужно никаких объяснений. И приезжать не надо. Пусть оставит нас в покое и живет как хочет.
Раздался щелчок, потом частые гудки. Она положила — может, бросила? — трубку, оставив меня в полном разброде мыслей и чувств. Минуту-другую я разглядывал телефон и колебался, но потом раздраженно махнул рукой и не стал перезванивать.