— Тогда, быть может, я вам смогу помочь.
— Как это? — изумилась она.
— Вижу, вы без машины… Я охотно подброшу вас, куда нужно.
Она попытала меня своими престранными глазами, и очевидно, я выдержал испытание на благонадежность, потому что перламутровые губки раздвинулись в легкой улыбке и вымолвили:
— Что ж, принимается. Спасибо.
Я обрадовался и засуетился, как мальчишка, торопливо распахнул дверцу, усадил ее, обежал машину и устроился за рулем.
— Только это будет далековато, — мило предупредила она, когда я повернул ключ зажигания.
— Хоть на край света, — глупо отозвался я.
— Так далеко не надо, — засмеялась она. — Всего лишь на Ленинградский проспект. Чуть-чуть за «Соколом».
— Вы домой? — спросил я и, спохватившись, что едва не выдал своей излишней осведомленности, добавил поспешно: — Или куда?
— Домой, — кивнула она. — Но вам не кажется, что пора бы и представиться?
— Ox, — повинился я, — простите.
Я назвал себя и коротко поведал, кто я и чем занимаюсь. Она слегка наклонила голову и наискось стрельнула любопытствующим взглядом.
— Интересно. До сих пор среди близких мне знакомых журналистов не числилось.
— Рад хоть бы в чем-то быть первым, — неуклюже пошутил я и тотчас же постарался затушить невольную двусмысленность: — И очень был бы рад считаться впредь вашим близким знакомым.
— И жить торопится, — улыбаясь, напевно проговорила она, — и чувствовать спешит…
— Точно, — засмеялся я. — Это про меня.
Мы достигли Большого Каменного моста и застряли в пробке. Сгустились сумерки. Я только сейчас заметил, что кругом горят фонари, и спешно включил габаритки. Она что-то сказала — про ранние августовские вечера, про лето, которое, к сожалению, кончается. Но я почти не слушал ее. Я прислушивался к чему-то в себе и пытался разобраться в том странно приподнятом расположении духа, в котором пребывал. Потом до меня дошло, что мы оба молчим. Я кашлянул и виновато сказал:
— Извините, задумался.
— Ничего, — душевно улыбнулась она. — Вы, наверно, очень переживаете, да? Из-за своего друга?
— Да, — пробормотал я и смутился: стыдно было признаться, но о Борисе я сейчас совершенно не думал.
— Расскажите мне о нем, — попросила она.
— Не теперь, — возразил я. — Как-нибудь в другой обстановке. — И тут же, будто подвигнутый внезапной идеей, набрался духу и выплеснул то, что давно уже подспудно торкалось в мыслях: — А в самом деле, почему бы нам не посидеть в другой, более уютной обстановке. И познакомиться поближе.
— Что это значит? — От меня не укрылись настороженные интонации в ее приглушенном вопросе.