Жаль, что я не принесла двух букетов, надо было и для Мо захватить. Зато убрала с могильной плиты комья земли и опавшие листья – и то дело. Она умерла уже почти девять лет назад, но я до сих пор помню ее голос. «Есть вещи, Грейс, которых нам знать не положено. Принимать как должное – и все тут».
Пытаюсь вспомнить, что я принимала как должное, а что – нет. И надеюсь, что, где бы Мо сейчас ни была, она бы поняла меня.
До дома, где живут родители, две минуты езды, и на обратном пути из церкви я заворачиваю к ним ненадолго. Отца застаю на стремянке. Ему уже под девяносто, но он все такой же бодрый и деятельный. «Если б я не жил как нормальный мужик, давно бы сыграл в ящик», – любит говорить он.
Я подхожу к стремянке:
– Эй, там, наверху, привет!
Он смотрит сквозь ступеньки вниз:
– А, это ты, детка. Чего не на работе?
– Надо было кое-что сфотографировать, как раз для работы.
– Хорошая, как я погляжу, у тебя работенка! А сюда каким ветром занесло? – Он осторожно спускается. – Ну конечно, небось за тортами приехала ко дню рождения. – Он крепко меня обнимает. – Мама уже несколько дней переживает, все из-за этой глазури. Как делать, розовую для обеих или только для Эллы?
– Только для Эллы.
– Я ей так и сказал.
Иду за ним к скамейке, он тяжело опускается на нее и откидывается на спинку так, что ноги взлетают в воздух.
– Ты посмотри, какой вид!
Дыхание у него хриплое, он торопливо достает из кармана платок и откашливается.
– Нет, такого вида ни за какие денежки не купишь.
Папина скамейка стоит на вершине холма, с нее действительно открывается прекрасный вид: склон полого сбегает вниз, постепенно переходя в береговую линию, за которой раскинулось море. Воздух здесь чист и свеж, на далеком горизонте едва заметно ползет танкер. Ветер довольно крепкий, на волнах, бьющихся о скалы, белые барашки, в небе кричат чайки; они изящно планируют над водой, время от времени резко срываются вниз и ныряют в погоне за рыбой.
Я дышу полной грудью и невольно улыбаюсь.
– Да, мне очень здесь нравится, – говорю я и вдруг замечаю на папином носовом платке красное пятнышко. – Это что у тебя там, папа, кровь?
– С чего вдруг? – Он прячет улику подальше в карман. – Что мама, что ты – все вы одинаковые. Вечно ищете проблемы там, где их нет и быть не может.
– Папа!
– Ну что «папа»?
Лицо его невинно, как у младенца, но в глазах затаилась явная тревога.
Как хочется обнять его, крепко прижать к себе, но я беру себя в руки. Хватит с меня своих проблем, они и так скоро сведут меня с ума… я едва удерживаюсь от слез и от желания рассказать ему обо всем, что меня мучит.