– Хочешь, приготовлю чая?
– Боюсь, ты только помешаешь маме. – Он саркастически хмыкает. – Минуту назад я пытался сочинить себе чашечку, но меня поперли с кухни.
Кладу руку ему на плечо, потом встаю и иду в дом. На стенах коридора у моих стариков развешено множество фотографий: вот мы с Юаном сидим рядышком в коляске, с ног до головы перемазанные мороженым; вот я с папой, который держит в руках полку, сделанную моими руками; свадебная фотография родителей, на которой потрясающе юная парочка, застенчиво взявшись за руки, позирует на паперти церкви.
Есть среди них и фотография, на которой сняты мы с Орлой. Нам по тринадцать лет, мы стоим на фоне высокого деревянного забора, обнимая друг друга за талию, и наши сапожки для верховой езды и бриджи заляпаны грязью. У обеих рот до ушей. Я хорошо помню этот день. Мы с ней участвовали в местных отборочных соревнованиях по верховой езде и вернулись домой с трофеями: четыре наградные розетки и два кубка на двоих.
Я наклоняюсь поближе и вглядываюсь в эту фотографию. Сразу видно, что на ней сняты лучшие подруги: мы с Орлой почти висим друг на друге, усталые и веселые, моя голова лежит у нее на плече. Она тогда была почти на шесть дюймов выше меня, лишь позже я догнала ее. Я гляжу на ее лицо, обрамленное черными вьющимися волосами, на ее темные глаза, открытую улыбку, и меня охватывает чувство, которого я никак не ожидала. Я счастлива. Завтра, в первый раз за двадцать четыре года, мы снова посмотрим в глаза друг другу. Ей стоит лишь шепнуть несколько слов кому надо, и мой мир будет полностью разрушен, уничтожен… но, оказывается, в душе моей есть крохотный уголок, который с нетерпением ждет встречи с ней.
Потрясенная, я останавливаюсь и прислоняюсь к стене, пытаюсь напомнить себе, что в моей ситуации подобная чувствительность просто неуместна. Мне надо постоянно быть начеку и использовать любой удобный случай, чтобы дать ей от ворот поворот, пока она еще не успела снова разрушительным вихрем ворваться в мою жизнь. Здесь ошибок делать нельзя ни в коем случае, иначе…
Снимаю фотографию со стены и иду на кухню, где мама украшает розовой глазурью поверхность торта диаметром двенадцать дюймов. Открываю дверь, и она сразу испуганно вскидывает голову. Щеки покрываются малиновым румянцем, она тяжело дышит, словно только что пробежала стометровку.
– Ах, это ты, Грейс, – говорит она и обходит стол кругом, чтобы поприветствовать меня. – Боже мой, как ты здесь оказалась? – Она кое-как обнимает меня, делает шаг назад и сердито смотрит в глаза. – Если явилась за тортами, то знай: я еще не закончила.