– Да. Собственно, все уже готово. Советую не кусочничать, аппетит перебьешь. – Поливаю салат маслом и спрыскиваю лимонным соком. – Переодеваться не собираешься?
Она окидывает себя взглядом. На ней такая же форма, как и у Дейзи, но на Элле почему-то она выглядит гораздо элегантней. Синяя плиссированная юбка красиво облегает бедра, складки при ходьбе изящно расправляются, на мгновение приоткрывая коленки. В ее колготках дыр не бывает, а галстук всегда лежит точно по центру.
– А зачем? Мне и так хорошо.
Сует в рот кусок холодной ветчины, берет пакет с соком, собирается долить в стакан, но, подумав, подносит ко рту и преувеличенно огромными глотками поглощает содержимое.
Я не говорю ни слова. Все еще болит голова, нервы натянуты, как струны. «Это я, Орла». Нет-нет, что бы там ни было, спорить с дочерью я не собираюсь. Иду к плите, достаю из духовки теплые тарелки.
– …и тут я ему говорю: «Не беспокойтесь, молодой человек, меня и коричневый устроит»…
В дом входят Эд с Полом.
– Грейс, что у нас сегодня к чаю? – кричит Эд, потирая ладони. – Эх, люблю это время – лучшее время дня, я считаю.
Я улыбаюсь. Обожаю своего свекра. Редко найдешь такого джентльмена до кончиков ногтей.
– Что-то у вас нынче усталые глаза, дорогая, – говорит он, беря меня за руки. – Помощь нужна?
– Перемешайте салат, – говорю я, слегка приобнимая его жилистое тело. – С остальным справлюсь сама.
Наконец садимся за стол. Пол с Эдом по разные концы стола, мы с девочками друг против друга. При виде еды желудок болезненно сжимается. Я стискиваю зубы, жду, пока не пройдет приступ тошноты. Накладываю себе совсем немного. Остальным – как обычно. Все благодарят, кроме Эллы. Она нырнула под стол и устраивает у себя на коленях голову Мерфи. Пол смотрит на пса и приказывает ему убираться на свою подстилку. Мерфи – ноль внимания.
– Папа, он мне совсем не мешает, – говорит Элла. – Он мне ноги греет.
Пол улыбается:
– Прямо как Бесси, папа, помнишь?
– Да-а, классная была собачка, – откликается Эд.
Кладу в рот немного спагетти и машинально жую, занятая тем, что творится в голове. А там черт знает что, воспоминания проклевываются одно за другим, как цыплята в инкубаторе: вот Орла делает стойку на руках, вся освещенная солнцем, я держу ее за ноги, волосы ее падают мне на босые ступни; вот мы бежим с ней, обнявшись, на соревнованиях по бегу на трех ногах, моя правая нога связана с ее левой, мы хихикаем и толкаем друг друга, потом, задыхаясь, падаем; вот лето, мы взбираемся по песчаному склону и переваливаем через высокие дюны, носы и уши забиты песком и жутко чешутся; вот мы на занятиях по кулинарии, на ее щеках мука, она в шутку замахивается на меня скалкой; вот примеряем обувь, кофточки, брюки, юбки, собираясь растранжирить все свои карманные деньги. И вот в последний раз, когда мы с ней были только вдвоем. Горит щека при воспоминании о жесткой пощечине, которую она мне отвесила.