В 1808 г., сразу после событий Гойя отправился посмотреть на руины разрушенной французами родной Сарагосы, чтобы, как сам признавался позже, удовлетворить «великий интерес, испытываемый мною к славе моей родины» [2, с. 64].
Несмотря на то что он не испытывал никакой симпатии к французам, художник остался при новом дворе – просвещенный брат императора умел ценить искусство и закрывать глаза на такие мелочи, как чьи-либо политические взгляды. Гойя был слишком знаменит и слишком значим, чтобы можно было взять и отказаться от его услуг. И живописец продолжал делать то, что положено придворному художнику, – писал портреты знати, а свой патриотический порыв сдерживал до поры до времени. Так, в 1811 г. он создает портрет Антонии Сарате, глядя на который можно заметить, что в искусстве Гойи умерла традиция парадного портрета, – на портрете перед нами женщина, живущая полной жизнью души и тела.
В 1812 г. скончалась жена художника Хосефа Гойя, урожденная Байеу. Нельзя сказать, чтобы супруги были душевно близки; однако, конечно, смерть жены не могла не повлиять на придворного живописца. Возможно, к этому времени относится начало его отношений с дальней родственницей Леокадией Вейсс, впоследствии – матерью его двоих детей (вполне вероятно, что они встретились гораздо позже). Исследователи до сих пор не могут прийти к выводу, кто изображен на женском портрете 1814 г. – Хосефа (но тогда работа, конечно, сделана до 1812 г.) или Леокадия. Художник вел уединенную жизнь, стараясь не показываться при дворе, но, несмотря на это, в 1812 г. он создает портрет английского герцога и военачальника Веллингтона, смертельного врага Жозефа Бонапарта.
Когда же французские войска после многочисленных поражений Наполеона в 1814 г. все же покинули Испанию, Гойя обратился к представителям власти с просьбой позволить ему выразить «сильнейшее желание увековечить своей кистью самые замечательные и героические подвиги наших повстанцев против тирана Европы» [2, с. 64]. Так, в 1814 г. родились полотна «Восстание на Пуэрто дель Соль 2 мая 1808 года: бой с мамелюками» и «3 мая 1808 года: расстрел повстанцев в Мадриде», а также серия офортов «Дезастрес де ла гуэрра».
Искусство – в ответ на репрессии
«…В картине «Расстрел 3 мая 1808 года…», где [Гойя] почувствовал Христа и Его страдания, где он выразил героизм и мученическую смерть за веру, Гойя явился единственным и никем не превзойденным художником. Патриотизм и любовь к человечеству позволили Гойе ощутить великую силу веры: его бродяга, широко раскрывающий руки, кажется нам Христом, ожившим на Голгофе. Такое создавшее эпоху отношение к теме имеет исключительное значение: Гойя выражал свое религиозное чувство не в композициях религиозного содержания, а тогда, когда находил стимул для выражения собственной религии независимости, свободы, человечности. <…> В самом начале [XIX] века <…> не принадлежа ни к одной из группировок свободомыслящей интеллигенции, Гойя в «Расстреле 3 мая» одной силой своего гения раскрывает задачу всего века. Новому пониманию религиозного чувства отвечает совершенно новое художественное восприятие» [2, с. 40]. Все жалкое и обыденное Гойя поднимал на высоту.