Удача сопутствовала Шумилову: Владимир Соловко оказался дома. Важный камердинер проводил Алексея Ивановича в роскошный то ли кабинет, то ли будуар с массивным письменным столом, книжными шкафами по стенам, бронзовыми канделябрами в двадцать свечей. Толстый персидский ковер на полу, портрет генерала в мундире николаевской эпохи над камином («Папа или дедушка?» — механически подумал Шумилов) дополняли обстановку. Впечатление банкирской солидности несколько портили широкая оттоманка в углу комнаты и стоявшие подле нее шеренгой разномастные кальяны.
Встретивший Шумилова молодой человек вальяжно предложил сигары, коньяк. Несмотря на антураж изысканности и бьющей в глаза роскоши, у Шумилова возникло странное ощущение искусственности происходящего. Облик Владимира Соловко несколько не вязался с интерьером.
Молодой человек был безукоризненно одет и смотрелся франтом, костюм от дорогого портного ему весьма шел, а белый атласный галстук был безупречно отглажен и повязан со всевозможной тщательностью, но… Владимир был слишком молод, слишком тонок в талии, слишком порывист и слишком, напоказ, богат. В этом чувствовался некий дурной тон. «Верно, недавно получил в наследство и кабинет, и состояние. Книжные стеллажи ему не нужны, а вот оттоманку с кальянами приказал перенести в кабинет немедля», — подумал Шумилов.
— Владимир, э-э…
— Павлович, — подсказал Соловко.
— Владимир Павлович, расскажите, что за человек был Николай Прознанский?
Наступила небольшая пауза, Владимир набивал табаком трубку.
— Обыкновенный человек, — наконец веско изрек он. — Мы были знакомы еще с гимназии. С ним бывало забавно. Он, знаете ли, из числа книжных людей — все читал, изучал что-то, а как до дела коснись — ан и слабак.
— Что вы имеете в виду? До какого дела?
— Ну, в университете он молодец, экзамен там сдать, стихотворение в альбом написать… О литературе, опять же, любил порассуждать. Такие мысли иной раз завернет, думаешь: и как только в голове могло оформиться? А элементарные житейские проблемы ставили его в тупик.
— Например?
— Например, как-то вышло у нас пари по поводу зубровки: можно ли выпить штоф в один присест. Ну, я велел позвать первого попавшегося мужика с улицы, говорю ему: выпьешь залпом — получишь 10 рублей. Ну, он и выпил, конечно. А Николай свои полсотни проспорил. Вот я и сказал тогда Николя: «Не знаешь русского народа — не держи пари!»
— Любезнейший Владимир Павлович, — Шумилов заметил, что слух Соловко ласкали его имя и отчество, — а как у Николая обстояли дела с женщинами?
— Да примерно так же, как и с тем пари. Я ж вам сказал: коснись до дела — фьють!.. У нас у всех, я имею ввиду наш кружок, было уже не по одной интрижке — актерки, белошвейки, бонны, у кого-то даже гимназисточки, а Николя все робел. Да тут еще эта история с Царицей Тамарой, — Соловко прервал рассказ и начал старательно раскуривать трубку.