— Не ходи, — испуганно шепнула Эрато.
— Не смей! — возмущенно взвизгнула Эвтерпа.
— Останься с нами, — взмолилась Каллиопа.
И лишь занятая своими мыслями Терпсихора промолчала.
— Я только посмотрю. — Савва вытер окровавленную ладонь о кусок ветоши, под недовольный ропот своих ревнивых муз направился к двери.
Она была жива. Без сознания, но жива. Из-под красного шерстяного платка выбивались озорные рыжие кудряшки, ресницы оказались такими же рыжими, как и волосы, а щеку, усыпанную не поблекшими за зиму веснушками, прочерчивала глубокая кровавая царапина. Красавицей этой смешной рыжей девочке больше не быть никогда. Но разве важна красота внешняя, когда есть свет души, такой же дерзкий и яркий, как ее рыжие волосы! А он и не чаял найти свою музу вот так, на развороченной снарядами улице ослепительно-яркую, живую.
Радость обретения придала Савве сил, он почти не шатался, когда внес раненую незнакомку в мастерскую. Музы встретили их напряженным молчанием, его музы еще не перестали быть женщинами, не разучились обижаться.
— Она одна из вас. — Савва положил девушку на топчан, служивший ему кроватью. — Такая же, как вы, только живая. Не обижайте ее.
Они ее не приняли. Мертвые музы не любят муз живых. Обычная женская ревность, не более. Ничего, они привыкнут, рано или поздно смирятся с тем, что в его жизни появилась еще одна женщина. В конце концов, он их творец, без него они бы так и остались бездушными кусками камня.
Ранение оказалось нестрашным. Легкая контузия, ушибы, ссадины и кровавый росчерк на щеке. Последнее расстроило девушку больше всего, как будто это имело какое-то значение! Ее звали Софьей. Она так и представилась — не банальной Соней, не легкомысленной Сонечкой, а царственной Софьей. Но это было совсем неважно, потому что у Саввы было приготовлено для нее новое имя.
Клио>11. Отныне вчерашняя студентка исторического факультета, учительница истории в уже несуществующей школе будет Клио!
Рана на щеке Софьи заживала очень плохо, и контузия не прошла бесследно, с ней, до этого часа абсолютно здоровой, стали приключаться припадки. Когда приступ случился в первый раз, Савва растерялся, просто стоял и смотрел, как его Софья дугой выгибается на паркетном полу, как синеют ее губы, а в уголках рта вскипает кровавая пена. Клио бесновалась, а свет, от нее исходящий, залил всю квартиру. От него Савве впервые за эту морозную зиму стало жарко. Он пришел в себя, лишь когда Софья затихла, когда ее худенькое тело по-тряпичному обмякло в его объятьях. Руки дрожали так сильно, что казались принадлежащими кому-то другому, по жилам разливался огонь, а в душе росло нетерпение.