Судорожный припадок у Софьи начался очень удачно — поздним вечером. Савва не спешил: наблюдал, как бьется в конвульсиях его угасшая муза, как на усыпанном веснушками лице появляются синяки и ссадины, как сочится кровь из прокушенной губы. Всего на мгновение ему стало жаль ее, но жалость быстро прошла, уступив место предвосхищению свободы.
Лестница, ведущая на второй этаж, была высокой, и там, на втором этаже, еще не сделали перила. Какая ужасная, какая непростительная неосмотрительность! Какая трагическая случайность...
Мертвая Софья, раскинув в стороны руки, лежала на полу первого этажа и смотрела на Савву навеки застывшим взглядом. Свобода пьянила, сводила с ума и заставляла колени подкашиваться. Прибежавшая на шум домработница застала хозяина рыдающим над телом своей погибшей жены...
Софью хоронили пышно и торжественно. И рыжий кленовый лист, упавший на крышку гроба, смотрелся очень достойно и уместно. Этот лист напомнил Савве, какой она была раньше, его Клио. Примирил и успокоил...
После похорон он не поехал в поместье, отделавшись от толпы сочувствующих, сославшись на необходимость побыть одному, ушел в мастерскую.
Когда Савва сдергивал со статуи покрывало, руки чуть заметно дрожали. Для смелости пришлось выпить рюмку коньяку. Тяжело оставаться беспристрастным, когда на свет вот-вот родится новая муза.
Мраморная Клио улыбнулась ему ласково и приветливо, тряхнула озорными кудрями.
— Ну, здравствуй, моя муза! — То ли от волнения, то ли из-за исходящего от статуи сияния стало больно дышать. Савва с благоговением присел у постамента, обхватил Клио за колени, сказал шепотом: — Как же я соскучился по тебе...
*****
От воды шел пар, но Марте все равно казалось, что она недостаточно горячая. Нет, она уже почти отогрелась, после того... после этого сумасшествия, кожа горела огнем, а губы саднило, но вода все равно должна была быть обжигающе горячей. Чтобы прогнать остатки притаившегося где-то глубоко внутри холода, чтобы смыть чужие поцелуи и прикосновения.
Оправдание своему падению можно найти всегда. Ей ли об этом не знать! Можно сослаться на стресс или на действие вина, а можно и вовсе не оправдываться. Ведь никому оно не нужно — ее оправдание. Но отчего же тогда она все время мысленно возвращается не в стылый погреб, где едва не умерла, а в объятия Крысолова, в которых ожила?
Благодарность! Пусть это будет маленькая женская благодарность за спасение. Крысолов не рыцарь в сияющих доспехах, но коль уж именно он ее спас... И плевать на то, что между ними произошло... она и не подозревала, что так бывает! Было и было! Больше не повторится. И даже не потому, что он фрик, а потому, что она кожей чувствует — они по разные стороны баррикад. Что развело их по эти стороны — другой вопрос, ей пока достаточно самого факта.