Это был дивный во всех смыслах день — день его триумфа, день обретения новой музы.
А ведь Савва и не чаял, что такое возможно, за годы жизни с Прасковьей почти привык к тому, что душа больше не горит, не рвется в эмпиреи! Отвык от света.
Свет, исходящий от незнакомки, был так ярок и так пронзителен, что Савва почти ослеп от этого неземного сияния. Не видел никого и ничего, отвечал на вопросы гостей невпопад, даже перепутал названия собственных картин, чего с ним отродясь не бывало.
Тонкая, изящная, будто китайская статуэтка, с каштановыми волосами, уложенными в высокую античную прическу, с огромными, чуть раскосыми глазами и не по-славянски смуглой кожей, она ни на шаг не отходила от плюгавого, совершенно невзрачного мужичка в форме НКВД. Ее тонкие пальчики трепетно вздрагивали на его согнутой в локте руке, а высокие скулы расцвечивал яркий румянец, стоило ей поймать не в меру пристальный взгляд Саввы.
Да, он знал, что производит на женщин впечатление. Он был из тех мужчин, которые с возрастом становятся лишь интереснее. В чем тоже ощущалось что-то ненасытное, азиатское, и глаза его временами полыхали дьявольским огнем, в котором расплавилось не одно дамское сердце. Но он не рвался в чужие объятия. Женщина сама по себе не представляла для Саввы интереса, если только от нее не исходил свет, заставляющий сердце быстро биться, заставляющий забывать об осторожности и благоразумии, вынуждающий жадно ловить каждый вздох, каждый взгляд той, которой суждено стать его музой.
Рядом, будто почуяв неладное, тяжко вздохнула Прасковья, его развенчанная муза. Здесь, на его персональной выставке, в окружении успешных и властных, ухвативших удачу за хвост, она в своем уродливом, давно вышедшем из моды бархатном платье казалась чем-то нелепым и ненужным. Не человеком даже, а отслужившей свой срок вещью. Под ее по-собачьи преданным, все понимающим взглядом Савве захотелось взвыть, оттолкнуть эту женщину, убежать, чтобы не видеть больше никогда. В чистейшем свете новорожденной музы Каллиопа умерла окончательно.
- Саввушка, что-то нездоровится мне. - Голос Прасковьи пошел трещинками. — Голова кружится, и сердце щемит. Я бы домой пошла?..
На что она рассчитывала? На то, что он уйдет следом за ней со своей самой первой, самой важной выставки?!
— Иди! — Он улыбался ей вежливо и холодно, как чужому человеку. А они ведь отныне и есть чужие люди, не осталось между ними ничего, истлело, осыпалось пеплом. — Меня к ночи не жди. Сама видишь, как тут все...
— Вижу, Саввушка. — В прощальном взгляде — мольба пополам с неверием. — Изменился ты, Саввушка.