Следует оберегать зло, как оберегают лес. Верно то, что вследствие редения и раскорчевок леса земля потеплела.
Зло и великий аффект потрясают нас и опрокидывают все, что есть в нас трухлявого и мелкого: вам следовало бы прежде испытать, не смогли бы вы стать великими.
Остерегайтесь морально негодующих людей: им присуще жало трусливой, скрытой даже от них самих злобы.
Мы находим у различных людей одинаковое количествострастей, впрочем по-разному поименованных, оцененных и тем самым разнонаправленных. Добро и зло отличаются друг от друга различной иерархией страстей и господством целей.
Почитание само есть уже страсть – как и оскорбление. Через почитание «страсти» становятся добродетелями.
Домогание есть счастье; удовлетворение, переживаемое как счастье, есть лишь последний момент домогания. Счастье – быть сплошным желанием и вместо исполнения – все новым желанием.
Толковать свои склонности и антипатии как свой долг – большая нечистоплотность «добрых»!
Стоит нам только на один шаг переступить среднюю меру человеческой доброты, как наши поступки вызывают недоверие. Добродетель покоится как раз «посередине».
Жестокость бесчувственного человека есть антипод сострадания; жестокость чувствительного – более высокая потенция сострадания.
Радость от ущерба, нанесенного другому, представляет собою нечто иное, чем жестокость; последняя есть наслаждение, причиняемое состраданием, и достигает крайней точки при кульминации самого сострадания (в том случае, когда мы любим того, кого пытаем). Если кто-то другой причинил бы боль тому, кого мы любим, тогда мы пришли бы в бешенство, и сострадание было бы крайне болезненным. Но мы любим его, и боль ему причиняем мы. Оттого сострадание делается чудовищно сладким: оно есть противоречие двух контрастных и сильных инстинктов, действующее здесь в высшей степени возбуждающе. – Причинение себе телесного повреждения и похоть, уживающиеся друг с другом, суть одно и то же. Или просветленнейшее сознание при свинцовой тяжести и неподвижности после опиума.
Есть много жестоких людей, которые лишь чересчур трусливы для жестокости.
Где всегда добровольно берут на себя страдания, там вольны также доставлять себе этим удовольствие.
Если обладаешь волей к страданию, то это лишь шаг к тому, чтобы возобладать и волей, к жестокости, – именно в качестве как права, так и долга.
Посредством доброй воли к помощи, состраданию, подчинению, отказу от личных притязаний даже незначительные и поверхностные люди внешне делаются полезными и сносными. Не следует только разубеждать их в том, что эта воля есть «сама добродетель».