(ничему не удивляться) – в этом положении он видит философию. А немец, например Шопенгауэр, идет в противоположную сторону и заходит так далеко, что говорит – admirari id est philosophari (удивление создает философа). А что если немец попадает в такое состояние, когда он бывает способен к великому? Если настанет момент исключения, момент неповиновения? Я не думаю, чтобы Шопенгауэр был прав, говоря, что единственное преимущество немцев перед другими народами состоит в том, что между ними больше атеистов, чем где-либо, но я знаю то, что если немец попадает в состояние, когда он бывает способен к великому, он становится тогда выше морали! Да и как может быть иначе? Теперь он должен делать нечто новое, именно приказывать себе или другим! Но приказывать его не научила его немецкая мораль! О «приказании» в ней забыто!
Разные разности человеческие
Вопрос по совести. И вообще: чего собственно нового вы хотите? Мы больше не хотим делать причины преступниками и следствия палачами.
Польза самых строгих теорий. Если человек держится самой строгой теории морали, то к нему снисходительно относятся за многие нравственные слабости и употребляют при этом очень редкое сито! Напротив, жизнь свободомыслящего моралиста ставят постоянно под микроскоп: с задней мыслью, что ошибка жизни служит вернейшим аргументом против неприятного для нас познания.
«Само по себе». Прежде спрашивали: «что такое смешное»? – как будто бы это было нечто вне нас, имеющее смешное своим качеством, и истощались в догадках. Один богослов думал даже, что это «наивность греха». Теперь спрашивают: что такое смех? как возникает смех? Подумали и решили, что в этом нет ничего хорошего, нет ничего прекрасного, нет ничего возвышенного, нет ничего дурного «само по себе», но просто состояние душевное, в котором мы называем такими словами вещи вне и внутри нас. Мы снова отняли у вещей их предикаты, или, по крайней мере, вспомнили, что мы дали их им; заметим же, что мы все-таки не потеряли способности давать вещам предикаты и вместе с тем не сделались богаче или скупее.
В чем знают себя. Как только животное увидит другое животное, оно тотчас же мерится с ним мысленно; точно так же делают люди в диком состоянии. Из этого вытекает, что там каждый человек испытывает себя почти только в отношении к своим оборонительным и наступательным силам.
Люди неудачной жизни. Одни сделаны из такого материала, что обществу позволено делать из них то или другое, во всяких положениях они чувствуют себя хорошо и не жалуются на неудавшуюся жизнь. Другие созданы из слишком особенного материала: не то чтобы очень благородного, но все-таки более или менее редкого, так что они не могут попадать в дурное положение, за исключением единственного случая, когда они могут жить для своей личной цели. Во всех других случаях общество получит от этого вред. Ибо если индивидууму его жизнь кажется неудавшейся, то на обществе отражается вся тяжесть его нерасположения духа, болезней, раздражительности, так как кругом него образуется душный воздух.