То вдруг дорога под ногами начинала раскачиваться на манер подвесного моста над пропастью. То из тьмы переходов проглядывали очертания причудливых и устрашающих миров, готовых ворваться в наш и обратить все в прах. А то внезапно лабиринт приобретал обычные свойства физической вселенной, и тогда я слышал позади тихий стон Савитри, сознание которой, пожираемое материей, испытывало ни с чем не сравнимые муки.
— Потерпи! Потерпи! — заклинал я ее всякий раз.
Стяжатель молчал.
— Эй, ты еще не сдох там, изверг? — останавливаясь после очередного наплыва хаоса, чтобы восстановить силы, спросил я. — Мы идем, куда нужно?
Молчание.
— Понятно, твой скудный словарный запас иссяк после тех пафосных тирад. А может, ты все-таки сдох?
— Так ты обернись, проверь.
— Я спросил: мы идем в нужную сторону?
— Если мы с тобой будем так считать, то рано или поздно она станет нужной.
— А мир вокруг тебя случайно не вертится, демиург хренов?
— Мне очень отрадно, Безымянный, что с каждой нашей встречей ты все больше походишь на человека.
— Знаешь, изверг, а я, пожалуй, возьму себе имя. И даже фамилию возьму, чтобы быть совсем человеком. Мне нравится сочетание «Иван Сусанин». Как ты на это смотришь?
— Довольно болтовни. Отдохнул — веди!
Я оттолкнулся посохом и с усилием зашагал впереди них. Презренным шутом профессора он выглядел органичнее. По крайней мере, на своем месте. Тени место у ног.
Пока мы продвигались, десятки разнообразных планов по освобождению проносились в моем сознании, но ни один не был мало-мальски годным. Я даже пытался придумать способ созвать сюда на помощь собратьев-ади, и если бы асуры не изгнали их в инфозону во время нападения на станцию, это еще можно было бы осуществить. В инфозоне они меня не услышат, этот лабиринт возник неспроста, он глушил все, что проникало внутрь него, в нем, как в паутине, запутывалась даже информация, то есть мы, избравшие себе произвольную форму и силой мысли создающие из разрозненных сведений вспомогательные предметы. Все наши ухищрения здесь помогали мало, и я не надеялся на благополучный исход.
Коридоры переслаивались, проникали друг в друга. И однажды, когда нас снова затрясло, а со всех сторон посыпались невидимые камни, я заметил вдруг в перекрестье двух тоннелей чертовски знакомый пейзаж. Это были…
«Да!» — внутри себя услышал я торжествующий выкрик Савитри.
С оглушительным грохотом нас швырнуло в это перекрестье миров. Спасаясь от обвала, мы нырнули туда, в морозную ночь с ее узнаваемыми запахами и звуками. Савитри исчезла. Мы со Стяжателем упали сквозь крышу внутрь сарая во дворе того самого дома, где я и мои коллеги в начале весны не вспомню какого года тушили пожар.