Шлюпка медленно обогнула обломок льдины, оторванной где-то от берегового припая. Сейчас, в сгущающейся темноте, льдина светилась изнутри тусклым голубым мерцанием. Не хотелось уходить от этой сияющей льдины, в ней словно был воплощен уходящий день, она казалась крохотным кусочком берега, но со льдиной ему было не по пути, и он поплыл дальше, туда, где за косыми струями дождя и снега рождалась ночь.
В шестнадцать ноль-ноль должен был окончиться световой день, в этот час на аэродроме прекращались полеты, и пилоты, кроме тех, кто был назначен на дежурство, уезжали в поселок, в теплые, уютные свои дома. Иван взглянул на часы — стрелки были неподвижны. Никакие щелчки по корпусу уже не приводили их в движение. Теперь время для него остановилось, и одним навигационным прибором стало меньше.
Руки стыли, пальцы «заходились» от холода — видно, температура воды и воздуха была ненамного выше нуля. Он то и дело совал кисти за пазуху, но даже минутная бездеятельность давала себя знать, сразу же коченело тело, и под мокрую одежду словно проникали игольчатые льдинки. Пока не придет помощь или не появится берег — двигаться, двигаться без отдыха, не давать себе никакой поблажки.
Его уже ищут — он знал это. Конечно, трудно было земле определить место приводнения, и его ищут сейчас по всему заливу.
И словно в подтверждение его мыслям, в небе возник стрекочущий, тарахтящий, удивительно знакомый звук.
Вертолет! Он шел стороной, невидимый за кисеей дождя, шел над самой водой, так низко, что, казалось, даже волны рождали эхо.
Ракету бы! Иван приподнялся, едва не опрокинув шлюпку, и достал из кобуры пистолет.
Выстрелы звучали один за другим, гильзы падали в темную воду и, сверкнув желтизной, как блесны, уходили вглубь.
Он понимал, что те, кто сидел сейчас в вертолете, не видят мгновенных вспышек, озаривших шлюпку и воду вокруг, не слышат за работой двигателя пистолетных хлопков. И все-таки стрелял, пока не кончилась вся обойма.
Потом, спустя несколько минут, там, где тоненькой жилкой бился вертолетный стрекот, мглистое небо озарилось алой вспышкой и тут же погасло.
«Видно, с вертолета запустили красную ракету», — решил Соболев.
Он принялся яростно грести туда, где только что была вспышка, задыхаясь, толкал ладонями шлюпку, и она вертелась, рыскала по воде округлым носом, упорно не желая подчиняться хозяину.
Поняв, что у шлюпки, как бы он ни старался, есть своя постоянная скорость движения, Соболев бросил грести, прислушался.
Стрекот вертолета стих, и равномерный гул моря воспринимался сейчас как абсолютная, глухая тишина.