Щеки Амбер стали пунцовыми, когда она вспомнила эту ужасную ночь. С оскорбительной неспешностью отвернувшись от Харуна, будто ей было все равно, она произнесла, медленно роняя слова:
– Ты никогда не говоришь со мной.
Харун старался, чтобы они не оставались наедине. Его любимым местом во дворце были кабинет и секретный ход, соединявший их спальни. Только пользовался он им лишь в одном направлении: от кабинета к своей комнате. Однажды, подавив гордость, Амбер последовала за ним и попросила прийти к ней. Что за этим последовало, лучше не вспоминать…
– Разве ты не знаешь, что я постоянно занят, жена? Похоже, не надо было приходить сюда, где мне не очень рады.
Щеки ее раскраснелись так, что ей стало жарко.
– Я р-рада видеть тебя, к-конечно, – запинаясь, произнесла Амбер. – Ты мой муж.
Харун пожал плечами:
– Так говорит имам, который читает молитву.
Амбер открыла рот, потом закрыла его. Они не стали мужем и женой и никогда ими не будут. Они ни разу нормально не поговорили друг с другом – только холодные обвинения с ее стороны и упрямое молчание в ответ.
Да, она была неприветлива с ним, насмехалась, проявляя лишь формальную учтивость на людях. Но разве он не понимал, что поступала она так потому, что постоянно находилась в унизительном положении?
– Я пришел сюда не для того, чтобы спорить с тобой. – Харун посмотрел ей в глаза, и легкая дрожь пробежала по ее телу. – Алим нашелся, – сообщил он.
Амбер ахнула. Алим исчез из клиники в Берне три года назад, и все попытки Харуна найти брата были безрезультатными.
– Он жив?
Харун кивнул:
– Алим в Африке. Его взял в заложники суданский диктатор. Он требует выкуп в сто миллионов долларов.
Амбер прижала руку к щеке:
– О нет! С ним все в порядке? Они не ранили его?
Молчание длилось слишком долго, и она поняла, что сказала что-то ужасное. Но что?
– Что ты будешь делать, Харун?
– Заплачу выкуп полностью, конечно. Алим – законный правитель Аббас-аль-Дина, и без контрактов на добычу нефти, которую он нашел, наша страна скоро обеднеет. – Харун секунду помедлил. – Я собираюсь поехать в Африку. Мне нужно быть там, когда его освободят, чтобы в целости и сохранности доставить домой. И… Алим – мой брат.
Конечно, Амбер ждала от него этих слов. Харун делал все для блага своей страны, для блага народа. И даже для ее блага – по крайней мере, на публике. Но она не ожидала, что голос его дрогнет, а в глазах, обычно бесстрастных, блеснут слезы.
– Ты любишь своего брата, – удивленно пробормотала она.
– Конечно, люблю, – ответил Харун, хмуро взглянув на нее. – У меня, кроме него, больше не осталось родственников. И он… может быть, наконец вернется домой.