С большим трудом кое-как удалось остановить несколько солдат, чтобы они помогли забрать останки своих сослуживцев. К сгоревшей машине идти никто не хотел, и поэтому Мир Акай дал команду подогнать вплотную к ней царандоевский БТР. Не ступая на землю, сарбозы перетащили на него тела погибших.
От командира горного батальона остался обгоревший кусок мяса, весом не более десяти килограммов, а от его водителя и того меньше. Обуглившиеся останки майора и водителя, дымящиеся и источавшие неприятный запах горелого мяса, завернули в шерстяное одеяло и положили возле моторного отсека БТРа. Рядом с ними положили труп инзибода.
Царандоевский БТР поехал первым, а за ним последовал БТР разведроты. На этот раз я и Михалыч уселись на царандоевский БТР, а Юра остался на бригадном бронике.
Не проехали и полкилометра, как были обстреляны «духами» из стрелкового оружия. Было видно, как одетые в черную национальную одежду «духи» перебегали с места на место, ведя плотный огонь из-за стены камышовых зарослей. До них было каких-то метров сто – сто пятьдесят. Душманские пули шмелями пролетали слева, справа, сверху, цокали о борт БТРа, высекая из металла искры.
Сарбозы как будто знали, что «духи» обстреляют нас именно с южной стороны, и загодя гроздьями повисли по левому борту бэтээра. Мне и Михалычу места за спасительным бортом не досталось, и мы плашмя разлеглись на броне сзади башни.
Командующий Мир Акай сидел внутри бэтээра и, когда «духи» начали стрелять, туда же позвал и нас. На его предложение мы ответили категорическим отказом. Семи смертям не бывать, а одной не миновать. Уж лучше получить пулю в лоб, чем заживо сгореть внутри этой консервной банки.
Когда началась вся эта хренотень, и я, и Михалыч открыли огонь из своих автоматов. Афганцы, висящие на бронике, видимо, от страха совсем позабыли, что у них тоже есть оружие. Одна из выпущенных «духами» пуль с причмоком влетела в лежащий справа от меня обескровленный труп инзибода. Я мысленно представил, что будет со мной, если точно такая же пуля сейчас долбанет в мою «бестолковку», на которой даже и каски-то нет.
Эх, хубасти, четурасти, в Афган попал по дурости!
Появилось жгучее желание окопаться прямо здесь, на броне. Всем телом распластаться по холодному металлу и, вжимаясь в него изо всех сил, растечься жидким киселем по всей поверхности.
Рожок опустел за считанные секунды, и я начал уже было менять местами связанные изолентой магазины. Но в это время Михалыч сменил позу в стрельбе, и раскаленные гильзы его автомата ударили мне по лицу. Спасаясь от возможных ожогов, я снова превратился в «кисель».