* * *
– Товарищи офицеры! Разрешите войти, порядок навести? – поинтересовался заглянувший солдат.
– Чего тебе, Колесников? Какие проблемы? – удивился Острогин.
– Прибраться хочу. Помыть пол и протереть пыль.
– А ты что, разве дневальный? По-моему, нет, – усомнился я. – Кто в наряде? Исаков, Алимов и Ташметов?
Ну-ка быстренько сюда Исакова!
В бытовку осторожно заглянул Исаков.
– Слюшаю.
– Дневальный, почему Колесо прибежал убираться в бытовке вместо тебя?
– Мне не полежено.
– Не понял, – приподнял удивленно брови Сергей. – Повтори!
– Не буду мыть пол. Ведро, тряпка – для женщин.
Острогин взял тряпку в руки, намочил в ведре, выжал и протер угол, потом протянул Исакову:
– Теперь твоя очередь!
– Нет, не буду! Я не женщина. Нет.
Острогин ткнул тряпкой в грудь дневальному.
– Солдат, выполняй приказ наводить порядок! Я тебе приказываю! Товарищ солдат, я вам приказываю наводить порядок.
– Не буду, это дело русских, я не буду ничего делать.
– Ну, толстомордый, сам виноват, – воскликнул Острогин. – Сейчас у меня похудеешь, я с тебя спесь собью.
Сергей сделал подсечку и повалил на пол узбека, сунул в его руки тряпку и принялся тереть ими пол. Солдат вырвался и принялся брыкаться и отбиваться, громко визжа и сильно лягаясь ногами. Ведро опрокинулось, и вода разлилась по бытовой комнате.
– Наводи порядок, Исаков, – предложил я. – Тебе же лучше будет, все равно заставим выполнить приказ.
– Нэ буду, гады, сволочи, «анайнский джалян», пидо…
– Ах ты, мразь, – рявкнул Голубев и, схватив его за воротник, потянул по мокрому полу.
Солдат извернулся и ударил прапорщика ногой, свалил на пол и принялся душить. Мы схватили его за руки, за ноги и начали драить пол этим дневальным. Визги, хрипы, маты, вопли. Когда в бытовой комнате установился полный бедлам, скрутили ему руки за спину и повели в караульное помещение в камеру. Все его земляки собрались в коридоре и оживленно обсуждали происшедшее.
Начальник караула лейтенант Мигунько испуганно спросил:
– Что произошло, ребята?
– Бунт на корабле! Пусть посидит денек, успокоится, подумает, – ухмыльнулся Острогин.
– Я вас всех перестреляю, особенно тебя, лейтенант, ты покойник, – рычал и плакал Исаков, растирая по щекам слезы, слюни и сопли. Все лицо у него было исцарапано, нос разбит.
У Ветишина набухла ссадина над бровью, у Острогана были сбиты в кровь костяшки на руке, у нас с Голубевым исцарапаны подбородки и щеки.
– Щенок, я тебя в пропасть из вертолета сброшу, – зарычал командир ГПВ. – Ишь ты, вояка выискался, только рис, чай, да кур способен в кишлаках воровать, чмо болотное.