Нола была красивой волчицей. Красивой, роскошной, с волнительной, горделивой поступью кошачьих лап. Желанная Нола не обращала внимания на Лоя. Белый уродец, так слабо похожий на породистого волка, мог вызывать у неё лишь жалость или сожаление. Впрочем, в сочувствии он не нуждался. Лой не знал, что чувствует к этой волчице. Нола царственной походкой проходила мимо, оставляя после себя притягательно — нежный запах. Но впервые для белого волка — звёзды и луна обрели очертание, впервые одинокий стон Лоя приобрёл желанного, но незримого слушателя — Нола. Одинокая песня Луне во имя той, для которой ты ничего не значишь.
Шейм был знатным вожаком. Его дымчатая, густая шерсть с угольными вкраплениями переливалась. Мускулистая спина с мощными лапами делала его достойным главарём. Лой увидел Шейма и Нолу на поляне.
Лой развернулся и пошёл прочь. Он не сможет причинить боль Шейму ради Нолы. Любовь с привкусом крови на губах — жестока и бесчестна.
Два стремительных прыжка, и Шейм догнал Лоя. Победоносный удар острых когтей, и Лой замертво упал под лапы пушистой ели. Шейм торжественно прошёлся перед Нолой, вложив в шаги всю непревзойдённую силу и грацию. Взгляд Шейма говорил Ноле: «Ты моя, я тебя выиграл!»
— Ты всё равно будешь моя, — проскулил разозлённый Шейм, глядя на удаляющуюся Нолу.
Ленивая луна повисла на малахитовой листве, оставив лишь небольшую полоску млечного сияния для двух волков, трепетно спящих друг подле друга. Нола легла рядом с поверженным Лоем, зная, что любовью сможет его воскресить. Серебристая луна лениво спряталась в кронах деревьев, оставив лишь тонкий луч, для двух волков. Душа нежилась от чудных и ласковых прикосновений робкой волчицы, и белый волк оживал.
Карнавальное лето с проливными дождями и изнуряющим солнцем подарило множество мгновений трепетных отношений двух одиноких волков, так невыносимо нужных друг другу — Лою и Норе. Яркая осень, шелестя листвой, промелькнула столь же быстро, как и лето. И лишь холодные снежные бураны принесли известие о маленьком, но столь желанном счастье.
Белая серость зимы, с одиноко торчащими изъеденными кустарниками, приводила в уныние. День за днём Лой вынужден был отвоёвывать у земли пядь за пядью. Мёрзлая земля плохо поддавалась отмороженным лапам. Проход в новую пещеру то и дело засыпало то снегом, то мерзлой землёй. Но нужно было успеть до птиц сделать эту келью, прибежище для маленьких комков.
Первые робкие, но нежные, весенние лучи наполнили пещеру жалобным писком восьми слепых кутят, из которых, как насмешка иль вызов природе, осталось только два абсолютно белых. Впервые Нола смогла спокойно, ни о чём не думая, вдохнуть нектар первой зелени и понежиться под янтарными лучами. Усталость от ожидания потомства притупила природное чутьё, и Нола слишком поздно услышала жестокий лай. Уничтожающий лай, который погнал туда — в неизвестность, прочь от детёнышей. Прощальный, любовный вой Нолы Лой услышал где-то в бездне пелены яркого дня, в котором всё вдруг потеряло смысл.