Теперь, обновив перестройкой взоры, можно было лишь дивиться этой «советскости» последнего прибежища: сплошные обелиски со звездами или бесформенные глыбы и плиты из гранита, камня, мрамора, иногда помпезные огромные изваяния-идолы, стоящие на огромных фундаментах, навалившиеся на зарытых в землю людей. Лишь где-то, в заросших ивняком, сиренью, карагачем глухих местах можно было заметить старенькие нищие кресты из гнилого дерева с плесенью, из двух железных палок, скрепленных проволокой или сваркой… Несколько свежих могил прямо на входе или по краям кладбища (куда гробы «забрасывались» подъемными кранами) имели над собой небольшие назареты с полумесяцами на миниатюрных условных минаретах — первые настоящие мусульманские могилы.
И старые, огромные и толстенные деревья — тополя, липы (гниющие от недостатка солнца и избытка влаги), несколько каменных берез, неизбежные карагачи, разросшиеся кусты, трава в пояс, скопления листьев, забивших узкие щели между могильными решетками, гниющие цветы, живые и парафиновые, завядшие охапки букетов на постаментах. Кучами хлама валялись собранные остатки решеток, разбитые памятники, таблички со стертыми инициалами, рассыпавшиеся венки и разложившаяся ткань лент.
Поскольку на похоронах мать Тахира не присутствовала (мусульманкам не положено), а месторасположение могилы видела лишь на плане кладбища в кабинете директора комбината, то Тахиру пришлось долго бродить и пробираться по закоулкам. Грешным делом он и сам с трудом мог смутно представить, как выглядит семейная святыня. Тем не менее, был доволен, что отец лежит здесь, недалеко и в престижном месте, лишь вот за разруху, запустение и грязь очень хотелось набить морду какому-нибудь начальству. А мать заплатила за место пять тысяч тенге — это около тридцати ее зарплат.
Проспав сутки, чувствовал себя превосходно, как проснулся — позвонил шефу, задал еще один вопрос: не нашли ли еще Черного Альпиниста? Тот довольно вежливо ответил, что нет, но есть свежие данные о нем. И пять трупов по городу за ночь. И три красотки от пятнадцати до пятидесяти, которых изнасиловали поклонники Альпиниста.
Нутром Тахир уже ощутил: не отвертеться от гор, от Черного Альпиниста. Причем само на язык просилось дополнение — и от Смерти. Какая она будет — спокойная, тяжелая, черная или красная? Холодная и страшная, скорее всего. Поэтому и поспешил сюда, проститься с отцом, и еще — с любопытством и с интригой посмотреть, где живут покойники, чем им тут заняться можно. Ему понравилось, что даже сейчас, в середине октября, много цветов: синие ирисы, розовые и ярко-красные тюльпаны, охапки астр и хризантем буквально пропитали воздух сырым, приторным запахом сладости и спелости. Ему, как никому, были знакомы подобные ароматы — разлагающихся мертвых тел. Стоило запнуться и поддеть носком ботинка землю, сразу высыпали извивающиеся шнурки дождевых червей. Очень много было птиц, шумно ворочающихся в сплетеньях ветвей и высохшей листвы, за которыми не видно над головой неба. Птицы кричат, каркают, свистят, возятся, будто ругают людей и друг друга, летит вниз труха и сор, забиваясь в волосы и за ворот куртки. Наконец, он нашел могилу отца.